Челябинский глобус. Титульная страницаИз нашей коллекции

  Гастроли

Из зрительного залаТерраса, старинные часы, кресло-качалка, столик, сервированный к чаю.. Шепотом про себя -- чеховское. Да, это была запоминающаяся, трогающая душу встреча с А.П.Чеховым, с его печальными героями, переступившими порог столетий и ожившими благодаря искусству актеров Малого Театра на сцене Челябинского театра драмы в спектакле "Дядя Ваня".

Дабы не уподобиться одному из действующих лиц пьесы -- профессору Серебрякову -- и не писать об искусстве, "ровно ничего в искусстве не понимая", позволю себе поделиться лишь своими впечатлениями от спектакля.

А первое впечатление родилось еще при входе в зрительный зал: какая прекрасная, тихая и в то же время волнующая русская старина! Отсутствие занавеса позволило сразу же проникнуться духом того времени, окунуться в атмосферу той жизни. Но вскоре оказалось, что это и наша жизнь или, скорее всего, просто жизнь, существующая безотносительно времени и пространства. И все герои здесь, включая меня -- зрителя, уравнены в своем страдании. Душевная боль, просачиваясь сквозь все движения и интонации актеров, отзывалась и во мне, потому что причины этой боли мне были знакомы: неразделенная любовь, безнадежность, бессмысленность человеческого существования. Поэтому дядя Ваня плачет о своей потерянной жизни, Астров отшучивается, чтобы не выдать своего страдания, Елена Андреевна мучается от бесконечной скуки, Соня терпит и верует, а я, узнавая себя в них, жалею всех.

Еще запомнилась музыка, которая остро резонировала с происходящим на сцене, вносила свои краски в психологический объем спектакля: короткая, но от того еще более пронзительная тема на виолончели дяди Вани, романс в исполнении дяди Вани, Сони и Телегина. И было что-то символическое в том, что Чехов "не разрешил" сыграть Елене Андреевне, как будто не желая слить ее звуки с музыкой этого чужого для нее дома.

Сцена из спектакляСцена из спектакля

Богатая интонациями речь актеров и таящие глубокое содержание паузы, органично вписываясь в полифоническую ткань музыкального сопровождения, помогали услышать и прочувствовать печальную музыку пьесы, в финале которой звучит тема терпения и веры: "Мы будем трудиться...мы увидим небо в алмазах...мы отдохнем...".

Ирина Элл

"КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ"

Написанная в 1784 году крупнейшим трагиком мировой литературы Ф.Шиллером драма "Коварство и любовь" декларировала идеи равенства сердец в социальном неравноправии. Однако пафос немецкого романтизма периода расцвета "Бури и натиска" в постановке Малого театра, осуществленной Юрием Соломиным в 1989 году, не так явно прочитывается. Скорее даже вуалируется общим режиссерским и сценическим замыслом.

Бутафория и декорации, как и костюмы героев, обладающие фактурной натуралистичностью, призваны осуществить на сцене психологическую среду трагедии. Интерьеры от типичного немецкого рококо (будуар Миледи) до бюргеровского бидермедера (дом Миллера), вращаясь по кругу при смене мизансцен, в своем движении усиливают впечатление бурного развития сюжета.

Нюансируя различные состояния героев от трагического шепота до надрывного крика, Валерий Баринов, Ярослав Барышев, Василий Бочкарев, Евгений Самойлов, Алевтина Евдокимова и Елена Харитонова выстраивают меняющуюся в различных комбинациях психологическую цепочку: Луиза -- Фердинанд -- Миледи, Миллер -- Председатель -- Секретарь.

В различных ситуациях уроков жизни герои пьесы решают одну проблему: право человека на любовь, независимо от сословных ограничений. Юность со свойственной бескомпромиссностью эту задачу рассматривает однозначно, протестуя против всего, что коробит чистое сердце. Если свежесть, открытость, лучезарность -- Луиза (неслучайно сценограф наделяет персонаж белым, светоносным платьем), то Фердинанд -- порыв, смятение, персонификация выражения "ум с сердцем не в ладу". Антитеза им те, кто не только вкусил горечь жизни со всеми ее банальными установками, но и кто осознает собственную силу уничтожения инакоживущих, тем самым, осуществляя нравственный выбор. И если Миледи, признав право Фердинанда на любовь к другой, покидает страну, то отец юноши вершит свой путь духовного падения до конца, интригами достигая лишь одного -- смерти молодых людей.

Финал трагедии предрешен. Он угадывается в самом названии драмы Шиллера, где чистоте находится тень, невинности -- колдовство, правдивости -- ложь.

В постановке пьесы проявилась полнота всех выразительных средств сценического искусства. Свет, цветовые акценты костюмов и декораций (художник Энар Стенберг), музыкальное оформление, частично вводимое в развитие сюжетных ходов (композитор Григорий Гобетник), словом, все вместе отражает богатство художественного языка спектакля.

Актерское исполнение восхищает мастерством обрисовки характеров персонажей. Отдельными штрихами -- жестами, мимикой, инторированием -- выявляется "биография души" каждого героя, наполняя образы яркой выразительностью, глубиной, индивидуальностью. Все это в целом -- свидетельство продолжения традиций русской театральной школы.

Людмила Яковлева

См. также "Малый театр открыл свои гастроли"