АБСОЛЮТНО АБСТРАКТНОЕ ИСКУССТВО В один из дождливых дней уральского лета нам удалось встретиться с обладателем двух "Золотых масок" Ольгой Поной и ее коллегой из Нидерландов Атом Хухеем. Приютил нас театр "Манекен", где в арт-буфете и состоялась эта беседа. Дмитрий: Ольга, представьте, пожалуйста, своего гостя. Ольга: Ат Хухей долгое время работал директором школы современного танца в Голландии. Первым привез в Европу американцев, которые принесли, можно сказать, новое, современное искусство, современный танец. Это человек, который подвигнул многих людей к созданию спектаклей, перформансов. Д.: Ат, с чем связан Ваш приезд в Россию, в Челябинск? Ат: Совместный проект -- одна из важных причин моего пребывания в Челябинске. Но в большей степени я нахожусь здесь из-за искусства Ольги. То, что она делает уникально для развития современного танца в мире, вообще в современном искусстве. В Европе мы подходим к завершению какого-то большого этапа современной хореографии. Я всегда разочарован, когда вижу конец чего-то. В работах Ольги есть много элементов, в смысле современного искусства и танца, которые очень привлекательны и которые мы навряд ли отыщем сейчас на Западе. О.: Российский современный танец, как считает Ат, находится сейчас в периоде становления, развивается большими темпами. Когда-то Ат был в начале пути развития европейского современного танца, сейчас он видит что центр, взрыв -- самое интересное -- перемещается из одной страны в другую. Подобное смещение к России было для всех неожиданностью, ведь Россия не имеет никаких традиций современного танца. Но, тем не менее, именно здесь сейчас всплеск современного танца. Ату интересно все, что в начале пути, нежели то, что в конце, в любом виде искусства, поэтому он здесь. Ат: Запад имеет явную и длинную историю развития современного искусства, и все, что появляется нового, вступает в борьбу с историей, сознанием. Система ценностей, которая уже сформирована в современном искусстве, сильна. Для молодых, которые хотят сломать ее, это становится почти невозможно. Я люблю Россию. Верю, что возможно создавать современное искусство повинуясь потребности, а не традициям. Но люди порой слишком впечатлены Западом и каждый художник в России смотрит туда, пытаясь сравнить свое искусство с западным. Современное искусство на Западе во многом занято исследованием самого себя как персоны (эго, копание в себе). Большинство художников переживают кризис собственной идентификации: кто же я, как мне плохо, как я одинок. Есть ли для них какая-то другая причина создавать произведения искусства, чем копание в себе? Искусство не может быть определено только одним путем. На мой взгляд, Россия -- единственно "натурально" постмодернистская страна, потому что здесь может быть совмещено все, даже в творчестве одного художника. На Западе все разделено, все в чистом стиле и в чистом виде и каждый работает в узком направлении. Д.: Спасибо за оптимистическую оценку современного искусства России. Хотя изнутри многое видится иначе. Например, в одной из местных газет в статье известного в челябинских кругах критика, вернувшегося с театрального фестиваля в Екатеринбурге, наряду с подробным анализом просмотренных спектаклей прозвучал следующий экзерсис: "Дальше был современный танец, но я не считаю его искусством, поэтому писать об этом не буду". Ольга, Вы могли бы это опровергнуть или прокомментировать? О.: Собственно это дело индивидуального вкуса. Существует современное кино, современная литература, современное изобразительное искусство и современный танец. А как ко всему этому относится -- личное дело каждого. Но современное искусство существует помимо чьих-то желаний. Есть люди, кому оно нравится, я надеюсь. Светлана: А насколько вы в Челябинске востребованы? О.: Мы имеем свою публику, и я думаю, что мы ее сформировали своей 10-летней историей. Это интеллигенция, студенчество, любители танца, любители современного искусства. Собственно, в этом поле, в этом круге мы востребованы. Мы не жаждем, чтобы на нас ломились. Это нам совершенно ненужно. Мы не представляем собой какой-то раздел поп-культуры. С.: Вам комфортно в челябинской среде? О.: Я родилась в другом городе и Челябинск не является для меня родиной, не является родным и... любимым городом. Но я также не могу назвать город, в котором я хотела бы жить, или тот город, который я люблю. Он еще не встретился мне. Я живу там, где предлагают мне обстоятельства, и как-то приспосабливаюсь к этому. Могу сказать одно: какое-то признание я здесь имею, что не всегда случается с художниками, артистами. Бывает гораздо хуже ситуации, я довольно благополучно существую в Челябинске. Д.: Как мне кажется, танец как таковой -- искусство абстрактное и соизмерим лишь с музыкой по степени отстраненности. О.: Совершенно верно. Это в первую очередь абстрактное искусство. В годы советской власти его пытались приблизить к какой-то адаптированной истории, сюжету. Не случайно, если вы приходите в театр оперы и балета, то вам первым делом дают либретто, и вы изучаете, что же произойдет, а потом смотрите спектакль. Спрашивается, зачем же тогда показывать? Изначально же танец возник как абстрактное искусство. А в особенности современный танец -- это абсолютно абстрактное искусство, способ мышления собственным телом, мышцами. Самое интересное наблюдать как раз таки умное тело, которое отражает работу интеллекта. Для меня, как зрителя, если я сижу в зале, важно считывать через танцовщиков интеллектуальное послание автора, хореографа. С.: Ольга, танцовщики вашей труппы кто они? О.: Это выпускники Академии искусств и Колледжа культуры, некоторые люди без специального образования -- те, которые пришли из самодеятельного коллектива, но они выросли в профессиональных танцовщиков и успешно трудятся. Шестеро из них работают как хореографы и имеют свои компании, свои любительские труппы. И не просто имеют свои труппы, а являются победителями разного уровня конкурсов хореографов, разного рода фестивалей, вплоть до проводимых московским объединением Цех". Для меня предмет гордости иметь в труппе шесть хореографов, которые работают со мной как танцовщики. В процессе работы я использую их талант: прошу их сделать этюды, которые потом беру или не беру, переделываю или не переделываю. Это помогает и в тоже время обязывает меня: я должна соответствовать им даже в проведении урока -- есть большая разница между работой с начинающими и с профессионалами, которым надо дать некую пищу физическую и интеллектуальную, удовлетворяющую их. С.: Сколько в Вашей труппе танцовщиков? О.: Мы начинали с восьми танцовщиков, но постепенно труппа разрослась до 13-ти. Это очень много. К примеру, на Западе, их число достигает максимум пяти. Есть обширные труппы, но это исключение из правил. Совсем необязательно выводить на сцену 32 человека по восемь в ряд. Даже с четырьмя и пятью танцовщиками можно сделать спектакль и выразить все, что ты хочешь. Подавляющее большинство танцовщиков работают в нашей компании "Челябинский театр современного танца" 6-7 лет и более. Западная практика такова, что танцовщики участвуют в проекте, потом прокатывают его в течение, предположим, года и расходятся в другие проекты. Там нет традиций длительного пребывания в одном коллективе. В каждый новый проект танцовщики привносят опыт предыдущего спектакля. Потом они расходятся и переносят в следующий спектакль зачастую то же самое. Мы, работая вместе в театре, в течение 6-7 лет (а театру 10 лет!), не эксплуатируем постоянно одни и те же свои потенции. Я надеюсь, мы развиваемся. С.: По Вашему мнению насколько важен для современного танца сопровождающий его визуальный ряд, сценография? О.: Визуальная среда в современном танце очень важна. В своих спектаклях я часто дополняю выразительность движений танцовщиков различными визуальными элементами. К примеру, в одном из спектаклей я использую машинерию сцены -- конструкции, на которых висели, поднимались и спускались с колосников актеры. В другом спектакле мы применили резинки, позволяющие создать на сцене эффект полета. 15 июня у нас будет спектакль в драмтеатре (точнее один мой, другой спектакль Владимира Поны). В моем спектакле нет никаких визуальных атрибутов, кроме восьми табуреток. Это мужской спектакль, очень аскетичный. В спектакле, который я делаю в данный момент, будет полностью выстроена конструкция поезда на сцене, т.е. пространство насыщенно имиджевыми, визуальными вещами. Но что бы вы ни принесли на сцену из имиджевых, визуальных дополнений (скажем, ткань, свет и цвет и т.д. и т.п.), главное -- качество танцевания и тот движенческий материал, который предложен интерпретатором. Это определяет спектакль. С.: Современное искусство -- синтетично по своей природе и может, к примеру, включать в пластический текст танца монологи и пение исполнителей. Вы в своих спектаклях активно используете подобные приемы. Расскажите об этом. О.: В "Ожидании" (спектакле, получившем в этом году "Золотую маску" -- Ред.) есть русское народное пение, но оно идет в фонограмме. В спектакле "Смотрящие в бесконечность" фольклорные песни поют "живые" певцы. В самом первом спектакле, с которого я начинала, -- "Ты есть у меня или тебя у меня нет?" -- был прямо-таки текстовой кусок. Там шестеро танцовщиков одновременно говорили каждый свой текст, написанный в юмористическом ключе, о том, что каждый из них подразумевает под словом любовь. Один говорил, что это бокс, другой -- что человек любит самого себя и только иногда, очень редко случается, что мужчина любит женщину и т.д. Все они говорили одновременно, и можно было с трудом различить, о чем они говорят, но постепенно каждый отходил от этой линии, оставались трое, двое и, наконец, можно было услышать, о чем идет речь. Здесь содержание как таковое не очень важно, а важен эмоциональный оттенок того, как они говорят. В спектакль "Киномания" включены фонограммы, выдержки из нескольких кинофильмов, например, сцены в бане из "Иронии судьбы" Эльдара Рязанова, из фильма Ромма, где Баталов играл физика-ядерщика, спор в ресторане о том, сколько нужно топлива, чтобы долететь до Марса. Евстигнеев говорит Казакову, что вам понадобится топливо, вес которого чуть больше веса Земли. Все они под шафе и это слышно на фонограмме. Спектакль так и назывался "Киномания или Есть ли жизнь на Марсе". Эти фильмы -- часть моего эмоционального опыта, в какой-то момент возникающие из глубин памяти. Я выросла в маленьком городке, который во времена моего детства был еще поселком, в единственном киоске на площади Ленина я скупила все фотографии актеров, какие только там были, собрала большую коллекцию. Кино было одним из источников детских впечатлений. Д.: А чем было вызвано поступление в Челябинский политехнический институт? О.: Я поступила туда просто за компанию со своей подругой, поскольку была и остаюсь, собственно, стеснительным человеком и для меня трудно пойти куда-то одной, решиться на что-то. Учась там, я пришла в самодеятельный танцевальный коллектив и сразу влюбилась в танец. В Челябинске я впервые попала в оперный театр и увидела балет. Помню, что шла "Жизель" с какой-то приглашенной московской танцовщицей. Этот мир пленил меня. А после окончания политехнического института я сделала попытку и поступила в Институт культуры. С.: Специфика классического и современного танца разительно отличаются друг от друга. Возможна ли практика исполнения этих танцев одним танцовщиком? О.: Существует множество примеров, в основном западных. Первое что мне приходит на ум -- знаменитейшая классическая прима, э'туаль французской Гранд-Опера Сильвия Гилем активно обращается к современной хореографии. Необходимо заметить, что балетные танцовщики "соприкасаются" с современным танцем уже в сознательном возрасте, т.е. после тридцати. Д.: Чем это объяснить, некой насыщенностью? О.: Нет. Примитивно это можно объяснить тем, что сдаются некоторые физические позиции танцовщиков, и их начинают подпирать новые молодые танцовщики, приходящие им на смену. Но на мой взгляд, просто интеллект и развитие личности достигли того момента, когда осознается ценность того, что они еще не пробовали. Ведь можно жить, ходить по кругу и чувствовать себя хорошо, ни разу не пробуя что-то другое в этом большом мире. Когда люди не боятся оторваться и попробовать что-то другое, это показатель ума, интеллекта и продвинутости личности. Никогда не поздно вернуться. Балетная школа настолько консервативна, что просто подавляет, не позволяют расти личности в разных направлениях. Поэтому я считаю, это очень трудно для балетного танцовщика прийти в современный танец, но возможно. Есть такие примеры в Москве -- одна из танцовщиц труппы Саши Пепеляева Татьяна Гордеева, которая была солисткой Кремлевского балета и получила в Париже гран-при как исполнительница в классическом танце. Через пять лет она получает гран-при там же, но уже как исполнительница современного танца. Для России это исключительный пример. Д.: Из этого логически следует, что кроме балетных студий необходимо открывать студии современного танца. О.: Они есть. У нас в городе есть школа современного танца, которой руководит Тая Коробейникова. Она набирает детей и занимается с ними всеми видами танца, в том числе и классическим, джазовым, модерном, современным танцем, импровизацией. В балетных школах также пришли к необходимости ввести эту дисциплину. Этим занимаются многие годы, но очень робко, факультативно. Во многом это зависит от кругозора и широты взглядов директоров этих школ. Д.: Думаю, для России актуальна также проблема критики в этом виде искусства. Редко встретишь стройный, аргументированный анализ. После вручения Вам второй "Маски" критики обрушились на спектакль с обвинениями в конъюнктурности, настойчивом упоминании используемых в спектакле валенках. В размещенном на сайте "Золотой маски" "либретто", Вы достаточно емко излагаете идею спектакля показать одну из русских черт - ожидание лучшего, что подтверждает и цитата Стейнбека.. А валенки -- всего лишь атрибут. О.: Любое мнение о произведении искусства субъективно. И дело тут лишь в том, доверяете вы носителю этого мнения или нет. Кто бы ни написал что-нибудь сегодня, мы должны доверяться только своему впечатлению. Д.: С коллегами-екатеринбуржцами, вы вместе "пробивались". Ваши отношения конфронтационные или партнерские? О.: Это, в первую очередь, наши друзья. В "Провинциальных танцах" подавляющее большинство танцовщиков -- челябинские ребята, которые учились вместе с моими танцовщиками. Мы все друг друга знаем. Мы каждый фестиваль работаем вместе, в один вечер. Мы выбираем свет, который будет устраивать обе труппы. Мы знаем друг друга долгое время. Но самое главное -- уважаем друг друга. Относительно конкуренции могу сказать, что во Франции, на таком же географическом поле как Челябинская область, существует тысяча трупп современного танца, а у нас их по пальцам перечесть. Поэтому конкуренция ли все это? Нет, еще нет. Если бы нас было в сотни раз больше, то, может быть, она и появилась. Но, как мне кажется, в искусстве конкуренции быть не может. Предположим, имея в своем коллективе еще шесть хореографов, я не чувствую конкуренции с ними, потому что я уважаю каждого из них и мне интересно смотреть их произведения. С.: Вне вопросов, о чем бы Вам хотелось сказать сейчас? О.: Это можно расценить как призыв ко всем мыслящим, пытающимся делать что-то людям. Смотрите больше, читайте больше, смотрите произведения современного искусства, читайте современную литературу, смотрите кино, художественные выставки. Образовывайте себя сами, делайте себя сами, продвигайте свои идеи и это принесет вам удовлетворение в жизни. Не давайте жизни себя задавить, не упустите возможности раскрыться. Светлана ШЛЯПНИКОВА, Дмитрий ЛАТУХИН PS. См. также сайт "Челябинского театра современного танца", который, к сожалению, пока только английском языке.