Челябинский глобус. Титульная страницаИз нашей коллекции

  Театральная сцена

Очередной фестиваль "Золотая маска" закрепил за Санкт-Петербургом
звание театральной столицы России.

Д м и т р и й   Б а в и л ь с к и й

 

Золотая маска
16 МГНОВЕНИЙ ВЕСНЫ

В Москве - сыро, слякотно. Везде - большие портреты Умара Джабраилова, аутсайдера президентской гонки: понятно, почему свою предвыборную компанию он проводит в пределах Садового кольца. Из всех претендентов на главный приз лично я выбираю Льва Додина - его "Чевенгур" показывают в пятницу вечером в одном из дальних павильонов парка "Сокольники". Значит на вечерний поезд мне уже не успеть и судьбоносный день предстоит провести в купе скорого поезда. Впрочем, в не самой худшей компании. Позади две недели фестивального нон-стопа, плюс пресс-пати в пятизвездочном отеле и торжественная (вялая) церемония награждения в Малом театре. Но не забудьте выключить свой телевизор: главные события всероссийского фестиваля по определению свершаются на театральной сцене.

ТЕНДЕНЦИИ

Каждый уважающий себя фестиваль обязательно должен иметь тенденцию. Канн борется с засильем Голливуда, Венеция открывает миру иранский кинематограф, Берлин - японский. С некоторых пор "Золотая маска" точно призвана определить театральный приоритет Питера над Москвой.

Тенденция эта обозначилась пару лет назад, когда безусловным фаворитом конкурсной программы стали работы Льва Додина (главный режиссер Малого Драматического театра уже давно ассоциируется в Европе едва ли не как главный представитель современной российской сцены). Чуть позже к нему присоединилась плеяда молодых и энергичных питерских режиссеров (челябинцам особенно хорошо должно быть известно имя Анатолия Праудина, постановки которого идут в нашем ТЮЗе). И исход призов в северную столицу стал таким же массовым как еврейская эмиграция в первые годы перестройки.

Очередной поворот фестивального сюжета, как мне кажется, был запланирован и в этом году: отборочная комиссия приложила массу усилий, чтобы развернуть премию в сторону остальной России. Активно лоббировались интересы театров Сибири и Урала. Однако инерция коллективного бессознательного оказалась столь сильной, что "вышло как всегда": вновь значительную часть призов, придуманных Олегом Шейнисом (сценографом всех работ Марка Захарова) ушло на северо-запад.

И вправду, "хотели как лучше", но провинциальные театры в большинстве своем оказались дремуче провинциальными. А столичные (московские) ленивыми и нелюбопытными - им уже давно не нужно сражаться за место под солнцем: названия, превращенные в раскрученные торговые брэнды (Таганка, Сатирикон, Табакерка, Ленком, Большой) зависят не от уровня творческих задач, но от курса доллара и партии власти.

Может быть, в том числе и поэтому нынешняя программа имела явный прибалтийский акцент.

НЯКРОШЮС

Литовского режиссера Эймунтаса Някрошуса москвичи любят даже больше, чем Льва Додина. Именно поэтому в дверях театра имени Моссовета, где этот балтийский гений показывал четырехчасовые вариации на темы "Макбета", устроили настоящую Ходынку. Проход на спектакль превратился в самодостаточное представление: особо важные персоны, типа Бурбулиса или Шохина вперемешку со студентами театральных вузов и маститыми режиссерами превратились в кричащий и махающий руками студень. Тут же злобно шипели театральные снобы и работали телекамеры. Помятый Марк Захаров с дочкой (в жизни Саша лучше, чем на экране) прятались в коморке администратора, а министр культуры Швыдкой пытался получить аппарат для перевода: "Макбет", разумеется, шел на литовском. Билеты в партер шли по полторы тысячи, но зал был переполнен.

К финалу он существенно поредеет: Някрошус оставил от текста пьесы не больше одной четверти. Порой перерывы между репликами составляли более десяти минут. На практически пустой сцене шло не представление "Макбета", но выяснение отношений с ним (Макбетом, Богом и самим Шекспиром). Разумеется, все в этом спектакле оказалось удивительно гармоничным и уравновешенным: ритм, пластика, свет, музыка (тишина не наступает ни на мгновение) просчитаны на уровне партитуры симфонического концерта. Плюс, фантастическая изобретательность: точные и сочные метафоры и мизансцены, похожие уже на модерн-балет или джазовую сюиту, струящуюся из тренированных тел.

Находки эти в бешенном ритме сменяют одна другую, стирая из памяти все предыдущие откровения. И так по возрастающей, к ритуальной языческой мистерии финала, в котором отрубленная голова Макбета превращается в раскаленный камень. Ведьмы бросают его в чан с водой, пар точно служит занавесом этому выдающемуся спектаклю (после точного и виртуозного Някрошюса любые формальные поиски кажутся натужными и легковесными).

Приз за лучший зарубежный спектакль кажется не самым главным. Однако будем иметь ввиду, что Россия - 1/6 часть суши. Значит, Някрошюс получил приз, представительствуя от остальных 5/6.

ОТЕЦ

Чем хорош театральный фест, так это отсутствием будней. Пошел, казалось бы, на рядовой спектакль, а получил самые сильные ощущения. Большой Драматический имени Товстоногова (БДТ) показывал на новой сцене МХАТа камерный шедевр по пьесе А.Стринберга "Отец". Режиссер Григорий Дитятковский все из той же питерской плеяды 40-летних традиционалистов-новаторов.

История о том, как жена мнительного мужа доводит до сумасшествия поставлена намеренно сдержанно и строго. Скупые мизансцены, монотонная речь, все это сначала завораживает, а затем и (чего греха таить) едва ли не усыпляет. Чтоб на контрасте, в финале, выдать протуберанец отчаянных и срывающих слезы эмоций.

Плюс простая, но изысканная сценография (Эмиль Капелюш получит за нее свою "Золотую маску") не из тряпок и папье-маше, но настоящих, природных материалов. Плюс тактичность режиссерского решения, которое как бы и не видно; но которое, тем не менее, всевластно. И, разумеется, блестящие актерскик работы - глубокие, объемные характеры (Сергей Дрейден Елена Попова и получили "Золотые маски" за лучшие актерские работы). Настоящий психологический театр, ставший в наше время большой редкостью - в Челябинске нечто подобное творит на малой сцене академической драмы Наум Орлов (в "Дяде Ване" или нынешнем премьерном "Вишневом саде").

Вышло, что спектакль, который и в фаворитах-то не числили и над старомодностью которого ворчали, неожиданно получил больше всех призов. И это правильно: традиционный психологический театр - "Отец" наш, кормилец, доселе доныне и во веки веков.

БУРЯ

Из серьезного МХАТа все дружной толпой побежали в театр имени Маяковского. Уже через час там начался самый веселый и остроумный спектакль программы, поставленный в питерском театре имени Комиссаржевской болгарским модернистом (некоторые утверждают, что постмодернистом) Александром Морфовым. После того, как Эмиль Капелюш придумал простую и в то же время изящную декорацию (свешивающиеся из под колосников два ряда балок напоминали остов корабля и тропические лианы одновременно), режиссеру осталось лишь обыграть ее. Добавив акробатические этюды в стиле Виктюка , репризы в духе студенческого капустника и "Кармину Бурану" в качестве музыкальной эмблемы стихийного бедствия.

Отдаленно это напоминает "Бурю" Казанского ТЮЗа в постановке Цейтлина (спектакль этот гастролировал в нашем городе и знатокам хорошо известен). Не самый уютный зал театра имени Маяковского был забит до отказа, публика живо реагировала на "актерские импровизации" (особенное сочувствие вызывал очаровательный Калибан А.Горина), хотя отсутствие статусных зрителей не давало Коммисаржевцам ни единого шанса.

Так оно, собственно говоря, и вышло.

ЧЕВЕНГУР

Инсценировка романа А.Платонова, который сделал Санкт-Петербургский Малый Драматический Театр ( или - "Театр Европы", звания которого коллектив Льва Додина удостоили в прошлом году) вместе с литовским "Макбетом" образует нечто вроде программы в программе. Два этих спектакля запредельного какого-то уровня образуют свой, совершенно особый, исключительный контекст.

Выдающиеся постановочные возможности, впрочем, неожиданно оборачиваются зрительским спокойствием: зрелище оказывается настолько просчитанным и гармоничным, что столичные V.I.P-ы дежурно получают сильные эстетические впечатления. Но ни о каком-то кататарсисе речи быть не может: знаменитый постановщик и его новая работа оказываются лишь дежурным поводом к очередному выходу в свет.

Тем более, что ни один московский режиссер не мог бы увлечь столь представительную тусовку в недра парка Сокольники (для показа "Чевенгура " необходим бассейн, именно поэтому спектакль Льва Додина не смог принять ни один стационарный театр). Только на один вечер безымянный павилион ? 3 стал местом встречи модных режиссеров (В.Фокин, А.Житинкин, обязательный М.Захаров), артистов (О.Табаков, А.Калягин) и двух последних министров культуры одновременно. Только здесь в гардеробной очереди можно было мимоходом спросить ведущего программы "Времечко" А.Максимова про самые сильные эстетические впечатления или обменяться с Михаилом Швыдким впечатлениями о только что увиденном.

В инсценировке известного платоновского текста люди алчут коммунизма. И потому постепенно сбиваются в единое, лишенное индивидуальных черт многоголовое тело. Сцена под этим чудовищем ходит то вверх, то вниз, сбивая из заблудших тварей сметану коллективного бессознательного.

Потом вся эта обезличенная и сугубо мужская (коммунизм, по Додину и Платонову, гомосексуален) пропадает, растворяется в бассейне. Сначала люди отказываются от семьи и личной жизни, потом - от одежды и, на последнем этапе личностного распада - от себя. Каждый из строителей коммунизма (под истошно кричащую фонограмму "Травиаты" - совсем как в сцене кораблекрушения из фильма "И корабль плывет" Ф.Феллини) взвалив на плечи свой камень , по очереди исчезает в пучине морской. Спектакль заканчивается на пустой сцене, когда в воде пропадает последний актер.

Если "Макбет" Някрошюса демонстрирует россыпь разных и самодостаточных метафор, то "Чевенгур" Додина являет нам пример одной последовательной, хотя и фантастически изменчивой метаморфозы. Додин выращивает спектакль как садовник, холит и лелеет его причинно-следственные, хотя и не поддающиеся логике внешние связи.

МЕСТИФИКАЦИЯ

Разумеется, техническим совершенством сценических конструкций и изобретательностью Марк Захаров, поставивший в Ленкоме инсцинировку " Мертвых душ" переплюнул Някрошюса и Додина вместе взятых. В "Мистификации" ходуном ходит уже не только сцена, но едва ли не потолок. По ходу спектакля декорацию (фрагменты прежних постановок Захарова) все время строят и тут же разбирают. Все время возникают новые, многоуровневые пространства и зрелище их завораживает. Между актерами деловито снуют рабочие сцены в комбинезонах. Стучат молотки...

Поэма Гоголя, растащенная на репризы и эстрадные номера оказывается заложницей режиссерского своеволия, желания сделать шоу для "новых русских ". Поэтому формой все, собственно говоря, и исчерпывается. "Вечные вопросы" проговариваются в режиме скороговорки или реповского речитатива из сугубо прагматичных соображений: ведь не может быть русского театра без вечных вопросов. Подавленные величием финансовых возможностей театра зрители напрочь пропускают авторский "мессидж ". А его, собственно говоря, и нет вовсе. К тому же тяжелая артиллерия Ленкома, в конечном счете, уравнивает рабочих в комбинезонах и артистов, лишенных психологии и системы Станиславского.

Так что название спектакля, скорее всего, печальная констатация факта обмана. Или, что печальнее, самообольщения. Хотя Бродвей, построенный в одном отдельно взятом театре - не так уж и страшно. Многомудрый, хитроумный и всезнающий режиссер и его детище остались без призов, хотя до последнего момента числились в главных фаворитах: московским, ответом - ихнему, питерскому, Чемберлену. Не вышло.

ГРИШКОВЕЦ

Человек-оркестр из Кемерово (нынешний житель Калининграда) Евгений Гришковец - нынче самая модная фигура в знаточеской среде театральных профессионалов. Сам себе драматург и режиссер, в начале года за пьесы свои Гришковец получил престижного "Антибукера". Теперь, вот, "Маску" в номинации "Новация". Заслуженно.

В его репертуаре два моноспектакля "Одновременно " (Гришковец предлагает ставить ударение на третьем и четвертом слоге) и "Как я съел собаку " (удостоенный премии и показанный недавно по каналу "Культура"). Сидит себе человек на сцене и рассказывает, как он в армии, на флоте служит. Причем делает это так непосредственно и вкусно, заполняя собой все окружающее пространство, что нет привычного для театра одного актера ощущения какой-то неизбывной недостаточности. Гришковца так много, что остается сытное впечатление как от высококалорийной пищи.

При этом ощущение полной импровизации и легкости неимоверной пропадает, когда вдруг понимаешь, что все части бесконечного речевого потока слишком уж увязаны друг с дружкой: нет длиннот и провисаний, ненужных повторов, переборов по части вкуса. Оказывается, что это отработанная, отрепетированная работа, импровизации совершенно и не предполагающая.

И сам Евгений потом подтвердил мои "подозрения". В синем зале Союза Театральных Деятелей, что в уютном, старинном особнячке на Страстном бульваре устроители "Маски" организовали приличный и недорогой (!) буфет. Там, за чашкой кофе, Гришковец и рассказал мне, что никакой импровизации быть не может: спектакль выверен с хронометром. Еще оказалось, что Женя любит Бунина, наш театр "Манекен", в Москву переезжать не собирается и пишет новые пьесы для себя любимого.

ТАРАТОРКИН

Недалеко от "Синего зала" расположены кабинеты театрального начальства. Ответственность за "Маску" в нынешнем СТД несет Георгий Тараторкин. Естественно, у него много дел: организационные проблемы, курс в институте, очередная премьера в театре.

Однако большой этот человек уделил несколько минут для воспоминаний об успешных гастролях родного театра на Южном Урале. Прошлым летом в Челябинск привозили квартет спектаклей театра имени Моссовета. И, в том числе, "Не будите мадам" Ж.Ануя, где у Тараторкина - главная, бенефисная роль.

Георгий Георгиевич отметил высокий уровень провинциального театра, посетовал на отсутствие челябинских театров, пообещал лоббировать интересы южноуральцы на следующих смотрах театрального искусства и побежал дальше.

Больше мы его не видели.

НАШИ

Про провинцию Тараторкин, разумеется, дипломатично лукавил. Общим местом на фесте стало обсуждение вопиющей разницы "между городом и деревней". Даже лучшие периферийные работы в столичном контексте просто потерялись. Увы, но это так.

Именно по этой причине остался без призов магнитогорский театр имени Пушкина с драмой Э.Олби "Кто боится Вирджинии Вулф?" Во-первых, виноваты некоторые наши доморощенные журналисты, безответственно расхвалившие эту весьма посредственную (то есть, сделанную по средствам) постановку, отчего магнитогорцы просто потеряли чувство реальности. Во-вторых, пытаясь подыграть искушенному столичному зрителю, режиссер напрочь скомкал впечатление от показа самого спектакля.

Не знаю, в каком виде спектакль этот идет в Магнитке, но в челябинском ТЮЗе его показывали весьма традиционном. В московском же ТЮЗе зрителей усадили прямо на сцену, соорудив амфитеатр в непосредственной близости от актеров. Испугались незаполненности зала? Решили подыграть пресыщенным москвичам, мол, не лыком сыты?

Опасная близость разрушила очарование постановки, обнажила просчеты не только сценографа, но и режиссера. Все знают об опасности эротики на сцене: голый актер всегда превращается в обнаженного человека, которому не слишком ловко и почти всегда холодно. Когда актер ходит босиком по битому стеклу, думаешь не о роли, но о состоянии его ступней. Семейные трусы Андрея Майорова и стихийная йога Юлии Нижельской сыграли свою коварную роль. Об этих запредельных, с точки зрения элементарного вкуса моментах, мне точно сказала одна умная и тонкая критикесса: "Изображая пошлость среды, наши постановщики зачастую сами скатываются в пошлость".

Тем не менее, все эксперты отметили действительно выдающуюся игру магнитогорских актеров (все пророчили Сайдо Курбанову и особенно Фариде Муминовой "Маски " по части лучших актерских работ), которую, к сожалению, не уравновесила беспомощная режиссура: выдав в первом акте все, что только можно было, В. Шрайман, таким образом, совершенно обессмыслил и провалил второй акт, впав под конец в ненужную какую-то патетику.

Впрочем, дело не только в Шраймане. Вопиющее расхождение между формой и содержанием началось много раньше: в чеховских спектаклях В.Ахадова (их челябинский зритель знает хорошо) количество ненужных, ловких, но избыточных аттракционов загораживало, загромождало текст. Исполнители честно выполняют поставленные задачи. Тем более, что с такими актерами можно и "Телефонную книгу" поставить.

Итог точно подвел Сергей Алдонин, некогда игравший в спектаклях В.Ахадова, а теперь, после учебы у М. Захарова, ставший модным, подающим надежды режиссером: "Такими артистами нельзя гвозди заколачивать".

Я патриот своего края и мне хотелось бы написать совершенно иные слова. Тем более, что проблемы магнитогорцев типичны. Но что было - то было. Врать и лицемерить не стану.

СОВРЕМЕННЫЕ ТАНЦЫ

Зато с легкостью расскажу, что выступления челябинского театра современного танца прошли с вежливым и заслуженным интересом. Именно наличие коллектива Ольги Поны (по всем фестивальным документам она почему-то проходила одна, без мужа) позволило Челябинску красоваться на афише "Маски", наравне со "взрослыми".

Танцевали наши в Российском молодежном театре, в самом центре (центрее некуда) Москвы. Программа (спектакль?) "Ты есть у меня, или тебя у меня нет" позволила говорить о серьезном уровне подготовки танцовщиком и весьма целостном впечатлении от хореографии. "Театр современного танца" столичную публику не очаровал. Но и не разочаровал, как многие другие. Уже немало.

После показов современных танцев (номинация эта самая молодая и, кажется, немногочисленная ) журнал "Балет" провел большую научную конференцию, где достижения молодой южно-уральской хореографической школы были запротоколированы.

А приз уехал к соседям, в Екатеринбург. Кстати, удостоенную награды "Свадебку" на музыку И.Стравинского в исполнении ансамбля "Провинциальные танцы" мы могли видеть в прошлом году на сцене нашего театра оперы и балета в рамках фестиваля современной хореографии.

КУКЛЫ

В этой номинации соревновались всего три спектакля. Официальный претендент - от театра имени Образцова, наши земляки из екатеринбургского театра кукол (весьма эффектная интерпретация сказки Г.Х Андерсена "Соловей" имела только один, но существенный недостаток: в ней было подозрительно мало кукол) и "Золушка" из театра марионеток "Кукольный дом" (Санкт-Петербург).

Именно последний, самый, казалось бы, незамысловатый и бесхитростный спектакль получил главный кукольный приз. Может быть потому, что за всех персонажей виртуозно отдувалась гуттаперчевая Элина Агеева. То, что для нее сотворили художник Т.Мельникова и режиссер А.Максимычев (они же - авторы "сценария") весьма походит на представления челябинского театра "Белый козел", в котором руководит и хороводит художник Виктор Плотников. Главное здесь - индивидуальные особенности каждой отдельной куклы, превращаемых в фейерверки беспримерного рукоделия и технического совершенства. Над всем этим кукольным великолепием возвышается актриса, которая подобно маленькой Принчипессе (так!) забавляется с фатой и хрустальными туфельками.

Кстати, марионетки оказываются весьма похожими на людей: самые примитивные из них имеют всего одну или две, нет, не извилины, но ниточки, протянутой от кукловода к кукольным конечностям. Чем кукла сложнее, тем больше и запутаннее узор ее нервных окончаний - все совсем как в жизни.

OFF

Помимо официальной, параллельно проходила еще и большая ознакомительная программа "Russian case", на которой хиты и бестселлеры прошлых лет показывали для западных дельцов от театра и продюсеров: "Маска" решила нарастить обороты и через некоторое время стать событием международного масштаба. Дай-то Бог.

Если где москвичи и главенствовали, так здесь - в деловой, сугубо практической части фестиваля. Безусловным фаворитом здесь слыл московский ТЮЗ (постановки Г.Яновской и К.Гинкаса). Но нам важно также отметить, что даже количественно сразу же после Москвы шел Екатеринбург. Миф о вопиющей провинциальности наших северных соседей на этот раз оказался напрочь развеянным (впрочем, как и легенда об особой театральности Южного Урала). Особенным успехом пользовались постановки А.Праудина, которые он осуществил в местном ТЮЗе ("Человек-рассеянный" и "Житие и страдание преподобной мученицы Февронии"). Свидетельствую: попасть на них было гораздо труднее, чем на спектакли Додина или даже Някрошуса (хотя вполне возможно, что из-за минимальных размеров "Сцены под крышей" театра имени Моссовета, куда их забросила фестивальная судьба).

КОДА

Жизнь коротка, искусство - вечно. Хорошего всегда мало. Гений рождается в провинции, а едет умирать в Париж. Волга впадает в Каспийское море. Россия - родина, смерть - неизбежна.

Для нормальных (вменяемых) экспериментов в Челябинске вообще и в областных театрах, в частности, слишком мало наличных средств. Да, мы располагаем выдающимися актерскими ресурсами. Но тем очевиднее скудность и несущественность режиссерского мышления (впрочем, с режиссерами во всей стране беда). Как мне кажется, нам не следует изобретать велосипед, но только лишь попытаться превратить безусловные минусы в откровенные плюсы. Если мы чем и богаты, так это людьми, исполнителями, заслуженными во всех смыслах и народными, без всяких скидок, актерами. Для классического психологического театра не существенна мишура внешнего антуража, куда важнее - внутреннее содержание. А его у нас - как снега за баней.

Именно с этим, богатым внутренним содержанием, мы можем быть впереди планеты всей.

Могли бы быть. И будем.

До встречи в нашем театре.


Автор выражает благодарность Марии Малкиной ("Золотая маска"), Наталье Каминской ("Культура") и Александру Шабурову ("Фонд эффективной политики") за помощь и содействие.