Челябинский глобус. Титульная страницаИз нашей коллекции

  Литература

Виктория Тищенко, Украина.
Лауреат Фонда "Антология"

ПАЛЬЦЫ ПИАНИСТА

То наскоком жадным, то небыстро -
вором в ожидании момента
золотые пальцы пианиста
подбирались к сути инструмента.
У границы деревянной плоти
суждено погибнуть им не сразу.
В мелкой, долгой, хлопотной работе
были эти пальцы-камикадзе
то солдатами в дали Маньчжурской,
то жрецами в позах Камасутры.
И простые белые манжеты
лопались от пота и от пудры.
Синь-туман за окнами клубился
в ширзапросе, презирая терцы.
В темных недрах пианино билось
злое сердце, маленькое сердце
Вот в гостиной кто-то выпил лишку
и погас какой-то лживой искрой,
Обессилено легли на крышку
золотые пальцы пианиста.

МИНУЯ ШКОЛЬНЫЙ ДВОР

Было все, как всегда - колея,
вербы, изгородь, озеро с небо.
Но впервые не верила я
ни во что, кроме неба и снега.
Было все, как всегда: во дворе,
у стены, как на книжной картинке
те же школьники в той же игре
так же грызли хрустящие льдинки.
Тот же ветер, замедлив разбег,
те же ветви сгребая в охапку,
так же стряхивал иглистый снег
на салазки, на спины, на шапки.
Постреленыш, свистун, сорванец,
мне сказали, что Ты - не жилец.

ЯВЛЕНИЕ ПОЭТА

Вот полупьяный корректор
жмется над гранками: "Б..я!
Хмурый сидит редактор".
Только он не редактор,
А капитан корабля.
Тонет его корабль,
нету его вины:
тексты пришельцев слабы,
тексты раздуты как жабы,
вычурны и холодны.
Много в Москве стихотворцев,
славных дочурок, сынков.
Но не хватает матросов,
самых обычных матросов -
кораблей и стихов.
- Завтра верстается номер!
- Мы не уложимся в план!
"Лучше б я маленьким помер,
около маменьки помер", -
думает лже-капитан.
Сыпью секунд седеет.
Вот он почти как снег.
Но открываются двери,
в редакционные дыры
входит один человек.
Смотрит редактор неискренне,
гость не находит слов.
Мнется, как мнут записку,
щуплый такой, неказистый:
"Коля зовут. Рубцов."

* * *

За гранью сна царапаются птицы,
а утро, в яви вынырнув, молчит.
Мельчает лес - и по его ключицам
текут зари прохладные ключи.
Пока мы не покрыты мелкой серцей,
позволит небо в светотворье нам
пощупать пульс доверчивого сердца
еще не получившегося дня.
И что случилось с глазомера сеткой!
Мне стало ясно видно, как один
в натянутом животе соседки
бьет ножкой тридцатинедельный сын.
Но, ноготочком войлок сигареты
поддев, табачный делаю глоток,
И выплывают за полоской света
и ствол трубы, и фабрики курок.

* * *

Желтой каруселью
кружится листва.
В устье Енисея
плещется плотва.
У подъезда кучей
тлеет веток медь.
Ходит чуткой тучей
по тайге медведь.
Голос его дикий,
лапы - мощь и страх,
голубь голубики
на его клыках,
Убегают, сея
острые листы
вверх по Енисею
мелкие кусты.
И скрывают между
круглых берегов
узкую промежность
матушки его.
Чтоб рождался темью,
втайне от людей
каждое мгновенье
новый чародей.
Ты в еловых ветках
затеряйся весь,
пусть фильтруют сеткой
городскую спесь.
Или битой птицей
падай на постель.
Пусть тебе приснится
речка Енисей.