| |
Юрий Невзоров, Кыштым
Проза. III место
СКАЗКА О ЛЮБВИ
Когда- то ты рубил тайгу.
Страдал, но всё же приходил,
К моим корням бросал мечты.
Я знаю, что любовь жива.
Мне было лет десять - одиннадцать, когда мы с отцом на месяц уехали в село
Любавино, а там среди бескрайних лесов и полей в небольшом домике на окраине села
жила семья моего дядьки, старшего брата отца - у них мы и подселились. Меня, в
отличие от отца, сельская жизнь не впечетляла, он же, как ребёнок, радовался похо-дам
в лес за грибами, ловле ершей в озерке недалеко от дома. Ему нравилось просто
поваляться в стоге сена, пожевать травинку и полюбоваться облаками. Я, в свою
очередь, предпочитал посидеть возле экрана маленького черно-белого телевизора,
поиграть с котом, носящим имя Вениамин Вениаминович, и погонять пса Балбеса, названного
в честь одного из персонажей Юрия Никулина.
Прошла уже неделя нашей сельской жизни, когда я впервые увидел того старика.
Помню, мы с двоюродным братом Алексеем накопали червей и, захватив удочки, пошли
к озеру о теплящейся в душе надеждой установить мировой рекорд по ловле рыбы.
Старик стоял на опушке леса, приложив лицо к тоненькой берёзке и что-то шептал,
словно под порывами ветра, раскачиваясь из стороны в сторону. Я, признаться честно,
с немалым удивлением наблюдал за тем, как он нежно поглаживал белый с чёрными
вкраплениями ствол дерева, как обветренными губами касался шершавой коры.
"Наверное, пьяный", - высказал я своё мнение, однако вечером после
сбивчивого рассказа о старике услышал из уст дяди Серёжи подлинную историю его
жизни.
Иван, именно так звали старика, жил в селе с самого рождения и с детства слыл
мальчиком замкнутым и нелюдимым. А неестественная старших классах любовь к непонятному
в те времена предмету "химия " породила много нелепых, не имеющих никаких
оснований, слухов. Поговаривали, например, что по вечерам, когда его старая бабка
спит, Иван разжигает в печи огонь и варит колдовские зелья, после чего ходит по
улицам и портит отварами воду в колодцах, травит животных. Капнет в колодец -
вода омертвевает, теряет и вкус и жизненную силу, брызнет на корову - та заболевает,
переставает давать молоко и в конце концов погибает. А ещё говорили, будто Иван
по ночам наведывается на кладбище, выкапывает покойников и с ненаучными, а так...
целями режет и потрошит тела. Во время подобных речей возбуждённые рассказчики
обычно закатывали глаза, делали невероятные гримасы, давая волю фантазиям слушателей.
А те уж и фантазировали. Однажды бабка Фёкла заявила, что, мол, видела в полночь
на фоне луны летящего по небу человека, в котором узнала Ивана. На смешки в свой
адрес она отвечала матюками и обидами.
Изо дня в день. из года в год росла неприязнь соседей и знакомых к юноше: стоило
подохнуть чьей- нибудь свинье, прохудиться крыше - угрозы и обвинения неслись
в адрес колдуна; а ведь кроме того урожаи сгорали, дети болели, да и мало ли чего
случалось. Иван старался не обращать внимание на перешёптывания за спиной, гневные
взгляды и проклятия беззубых старух. Он учил-ся, иногда подрабатывал на полях
и слесарем в автопарке. В возрасте двадцати лет он уехал учиться на агронома,
а приехав через шесть лет, привёз помимо диплома красавицу жену. И не было во
всей округе счастливее пары;юноши по имени Иван и девушки Виолетты.
Но отношения между сельчанами и колдуном не претерпели каких бы то ни было
изменений: его по-прежнему считали повинным во многих бедах. В глазах соседей
он оставался всё тем же затворником, однако теперь ловко маскирующимся под агронома.
Скорее всего, большинство из рассказанных в те годы историй были выдуманы от начала
до конца. Люди самозабвенно врали, поскольку не могли смириться с тем образом
жизни, который вела чета: Иван публично игнорировал ежедневные "походы по
самогончику", зачастую оканчивающиеся лишь под утро, а Виолетта старалась
никогда не выносить сор из избы и не любила сплетничать с сельскими кумушками.
Но что интересно, если Ивана недолюбливали, а порой и открыто ненавидели, то
Виолетту (во всяком случае, большая часть мужского населения) чуть ли не боготворили.
И немудрено: высокая статная красавица, не дающая ни малейшего повода для разговоров,
приглянулась многим; иные тихо завидовали колдуну, мечтая как- нибудь оказаться
в постели с его женой, другие же выражали свои чувства более открыто, плюясь и
матерясь при встречах.
Трагическая смерть Виолетты подействовала на сельчан угнетающе. Слухи теперь
рождались с быстротой выдоха, каждое нечаянно оброненное слово могло обрасти шерстью
домыслов. Поговаривали, женщина погибла во время колдовских опытов мужа: будто
бы он пытался сварить из крови невинных младенцев (где он умудрился достать кровь
этих самых младенцев умалчивалось, поскольку ни о крови, ни о младенцах точно
не знал никто) мазь для полётов в обнимку с ведьмами и звёздами; но декокт в чане
вспыхнул, а супруга задохнулась во сне. Подобные слухи вселили в сердца людей
лютую ненависть, они хотели грешным делом тут же предать Ивана огню, памятуя,
что именно так расправлялись в колдунами в средние века. Уже был готов шест, к
второму надлежало привязать мужчину, кто- то уже натаскал дров, со всех сторон
неслись гневные выкрики, но вовремя подоспевший наряд милиции буквально отбил
Ивана у разгневанных соседей.
Во время следствия дом Ивана подвергся тщательному обыску, однако ни чана с
якобы закопчёным дном, ни сосудов с кровью младенцев найдено не было. Не нашли
также и черепов, костей, книг по магии и оккультизму, после чего особо горластые
сельчане (в основном соседи) заявили, что он успел все спрятать - зарыл в огороде
рядом с деревянным туалетом.
Само следствие длилось около трех часов, что по мнению людей, конечно же, было
недостаточно для выявления подлинных мотивов убийства. Никто не усмотрел в смерти
женщины злого умысла со стороны мужа, напротив, было найдено вполне логичное объяснение
её смерти, хотя оно совсем не понравилась сельчанам. Официальные лица, в число
которых входив участковый дядя Слава, заявили, что по чистой случайности, укладываясь
спать, Иван закрыл вьюшку печки, а это послужило причиной заполнения помещения
угарным дымом. Среди ночи Иван проснулся, почувствовав запах, разбил окно и на
руках вынес жену из дома. По было поздно. Вначале он сильно запил, потом как-то
справился с собой. - сказал дядя в конце своего pассказа.
- Жил по-старому: работал, копался в огороде, в свободное время лазил в лесу.
Кроме того каждую неделю ходил на могилку своей Виолетты, просил Господа, чтобы
тот дал им второй шанс... А спустя год или чуть больше после смерти женщины на
опушке леса выросла белая берёзка".
Мы с очевидным вопросом в глазах смотрели на него, он же откашлялся и закончил:
"Иван считает, что в той берёзке покоится душа его Виолетты. Она ждёт
того момента, когда он уйдет из этой жизни и, обратившись стройным клёном, встретится
с ней на опушке леса. И они навсегда останутся вместе".
"Интересная сказочка", - заметил тогда мой отец, на что дядя сказал:
"То, что вы в городе считаете сказками и обманом, здесь, в укpoмных уголках
вроде этого, принимает определённые формы и очертания. Фантазии здесь становятся
былью, а вымыслы - реальностью. И никто не посмеет утверждать, что душа человеческая
не живёт после смерти, тем более если её любили, и любят".
Как трудно порой бывает поверить во что- то большее, чем сама жизнь, чем дачи
и деньги, чем книги и фильмы. Мы не можем уверовать в чувства - в это непонятное
ЧТО-ТО, витающее над головой, зовущее и трепещущее, готовое вот- вот исчезнуть,
словно его никогда и не было, а потому г хрупкое и нежное. Неужели неумирающая
любовь более невероятна, чем вечернее рандеву или ёлка на Новый год, а то, что
после смерти наши люимые остаются с нами более неправдоподобно, чём само понятие
"жизнь"?
Однажды, прошло уже недели полторы с тех пор, как я услышал дивный рассказ
о взаимной любви двух человек, я встретился лицом к лицу с Иваном. Я тогда, помню,
болтался без дела, когда увидел мужчину, поглаживающего ствол берёзы. Повинуясь
чему-то необъяснимому, я подошёл поближе: шаг, ещё шаг - и встал у того за спиной.
"Вчера, моя голубка, я видел сон, в нём были мы. Мы стояли, обнявшись
веточками и разговаривали шелестом листьев, - старик говорил, поглаживая чёрные
пятнышки на теле берёзы. Он не замечал меня, а я стоял, не шелохнувшись, боясь
разрушить тонкую грань чувств, протянутую между двумя сердцами. - А потом я проснулся
и заплакал: это был только сон и не более. Но не грусти, любимая, скоро наша разлука
закончится, не грусти, пожалуйста".
"Его пальцы ни на миг не останавливали своего движения, казалась, они
исполняют какой- то причудливый танец на шершавой юре дерева. Ни до, ни после
того дня но видел я настолько откровенного проявления тепла и любви.
"Придёт время, я превращусь в клён и обовью твоё тело, - шептал он чуть
слышно, прислонив губы к коре. - Ты только подожди меня".
Бред, скажете вы, чушь, старческая инфантильность. Не буду спорить и что-то
доказывать: хотите-верьте, хотите - нет.
Спустя несколько месяцев (мы с отцом уже был.и дома и узнали о случившемся
из писем дяди Серёжи) старика нашли мёртвым на пороге собственного дома.
"А ведь он не был ещё старый, - писал дядя. - Всего- то около сорока пяти.
Просто довёл себя до последней черты".
Как мы узнали из письма, в село приезжали милиционеры из областного центра,
поскольку существовала такая версия: убийство. Но люди поговаривали, что областники
приехали в связи с тем, что на днях бежали трое преступников. В милиции рассчитали
возможные пути их следования, один из которых вёл прямо через село Любавино. А
тут ещё рапорт участкового...
Люди в форме покопалиь в личных вещах старика, позадавали вопросы, а потом
выговаривали участковому дяде Славе, что, мол, рапорты надо писать по всем правилам,
а не городить всякую всячину...
О тех пор прошло более полувека. У меня уже дети, внуки, бытовые проблемы,
ещё что-то, о чём так сразу и не вспомнишь, но порой, засыпая, я забываю обо всём
и спрашиваю себя: "А был ли старик Иван, была ли берёза с душой Виолетты?"
И знаете, я не могу ответить сам себе, потому что начинаю сомневаться. Имела
ли место любовь, претендующая на бессмертие или всё это- плод моей детской впечатлительности?
И если да, то способен ли кто-нибудь в этом мире на такую любовь?
А ещё я вспоминаю письмо дяди, которое он прислал через год после нашего визита.
Казалось бы, ни с того ни с сего он написал о переполохе в селе. Дело в том, что
рядом с той самой берёзой вырос стройный клён. Ето ствол обвивает берёзку, как
какой-то сказочный змей, а ветви скрывают берёзовые листочки, словно спасают от
непогоды.
Кто сказал, что я должен всему верить? Я но верю в нетленность души, но иногда
становится не по себе.
Потом я лежу, уставившись в потолок, прислушиваюсь к сопению внучки и чувствую
блаженство, разливающееся по всему телу. А чем чёрт не шутит? Может быть, существует
любовь, не умерла она, пройдя все тысячелетия вслед за человеком. И, следовательно,
есть у нас ещё надежда на будущее.
|