Челябинский глобус. Титульная страницаИз нашей коллекции

 

Литература

Поэт и режиссер Олег Павлов"РАСТОПИТЬ ХОЛОДНЫЙ ВЕТЕР"...

Он не утратил способности возмущаться тем, с чем многие смирились. Например, мнением "сейчас не время для детей", услышанным из уст женщины-политика. Разве нация с таким "посылом" может иметь продолжение, будущее? Она погибнет.

"Удивительно чистый человек", -- сказал о нем челябинский поэт Андрей Середа. В его доме хранят культ домашнего чтения - подзабытую сегодня традицию русских интеллигентов. Есть своя реликвия -- книга Корнея Чуковского с дарственной надписью автора. А в детстве он написал стихотворение "Снежинка", очаровавшее Рину Зеленую:

Снежинка застыла на мягком снегу,
Снежинку со снега поднять не могу.

Мое знакомство с Олегом Павловым началось заочно, с прочтения его стихов в поэтических сборниках "От Невы до Урала" и "Крылья Судьбы", где собраны сочинения авторов общественного движения "Лилия". Помню, как совершенно легко и сразу запомнились строки.

Кувыркается голубь белый,
Я слежу за ним из окна --
Будто кто-то рисует мелом
Заповедные письмена.
Эти ломаные зигзаги
И овальные кружева --
Несомненно, Господни знаки
И Божественные слова...

Вторая встреча состоялась в клубе "Подснежник", в библиотеке имени Татьяничевой. Шел творческий вечер поэта. Он читал стихи, отрывки из своей Железнодорожной мистерии "Переезд", а напоследок его театр кукол "Оле Лукойе" подарил зрителям светлую, добрую сказку. Тогда меня совершенно поразило то, как невысокий, нескладный человек с обычной внешностью вдруг, преображаясь, становится невероятно красив и обаятелен. Великолепный, темпераментный актер, он ярок и убедителен. И, пожалуй, с успехом мог бы перевоплотиться в кого угодно, -- в сказочного принца, Гамлета, Квозимодо, в доброго или, наоборот, злого волшебника. На спектакле присутствовала семья: жена Елена и четверо детей (сегодня их пятеро, в январе родился сын Алексей). У этих крошек какие-то особенные, вдумчивые лица, и глаза -- большие, синие, глубокие, как у отца.

Спустя год-полтора мы сидели с Олегом Николаевичем на кухне однокомнатной квартиры. Благо, был повод для встречи -- появление его первого поэтического сборника "Апокрифы". Мне казалось, что совершаю "большое космическое путешествие". Человеческая душа -- глубины Вселенной. И открытие тем более ценно, что за короткий срок можно "прожить" целую жизнь, на что-то взглянуть по-новому.

Мой герой многогранен. Талантливый актер, режиссер, драматург. Поэт, художник, редактор нескольких книг. Готовится к изданию новой книги, которая появится к 50-летию автора, в декабре. Руководит областным литературным клубом "Светунец", возрождаемым при Челябинской организации Союза писателей России. Выпускает в содружестве с Анатолием Афониным журнал "Новый ковчег".

Слава неравнодушным! -- Они не дают терять надежды даже тогда, когда прагматизм проглатывает идеалы. Вопреки железобетонной обывательской логике поэты говорят нам о том, что жизнь прекрасна, напоминают о высоком смысле бытия, будят в нас лучшие чувства. Ты читаешь -- и погружаешься в теплые волны нежности и любви: "Наш дом укрыт опавшею листвой, под этим пледом и тепло, и пряно...". Вдруг повторяешь завороженно: "Что за счастье в полночный час лунным колоколом названивать!" Или вдохновенно напеваешь: "Весной необъективны мы -- воздушны, как аэропланы". И вот уже "загорается душа, пусть ненадолго -- Ренессансом". "Пытаясь растопить холодный ветер своим напрасным золотым огнем"...

Кроме всего прочего, Олег Павлов -- человек интересной судьбы.

-- Я родился в селе Кыйлуд под Ижевском, а двух лет был увезен на Средний Урал, в село Писанское, или Писанец. Название произошло от Писан-камня, что есть неподалеку. Писанцами называют скалы и утесы, расписанные первобытными художниками, и там, действительно, сохранились рисунки. Это совершенно особое место, оно для меня примечательно и дорого. Очень красиво: есть поля и холмы, речка, густой лес и светлые рощицы. До сих пор помню розовые клеверные поля, а какие были закаты! Церковь на самом высоком месте, это был настоящий полигон для нашей мальчишеской отваги. Поднимались наверх, а там пространство, открытое всем ветрам, и видно все далеко. А когда удавалось забраться внутрь - чувство необыкновенное. Гулкие шаги, потемневшие таинственные лики, потрескавшиеся стены. В 70-е годы церковь разрушили, перепилили тросами с помощью двух бульдозеров. А воспоминания стали частью моего главного героя в "Поэме о черной смородине"...

-- Чехов советовал: едва ребенок родился, нужно высечь его, приговаривая: "Не пиши, не пиши!" А вас кто-то бил, приговаривая?

- Никогда. Мы прожили в Писанском 10 лет, но для меня это был возраст от двух до 12 лет, когда начинаешь все осознавать. В шесть лет написал первое стихотворение -- под впечатлением творчества старшего брата Александра.

Утро. Всходит солнце -- желтое оконце.
А под этим солнцем, золотым оконцем
Бродят облака -- белые бока.

Второе стихотворение -- "Ожидание" - выдержало три публикации в серьезных журналах -- "Веселые картинки", "Детская литература" и "Альманах библиофила".

Потом "разразилось" настоящее творчество. Мы, три брата, играли в интересную литературную жизнь. Свое "домашнее рукописное издательство "Домриз". У каждого свой журнал, выходивший раз в месяц или два. Выпускали и газеты -- на тетрадных листах. Читали сами же, мало кого допуская, были увлечены по уши. Объявляли друг другу бойкоты, конкурсы, вызывали на литературные дуэли, проводили выставки иллюстраций. Каждый шефствовал над выдуманной страной. У меня была опекаемое детище -- Котятская народная республика, у Володи -- Объединенная Страна Зверей, у Александра -- остров Павлоград -- литературный творческий город, где находились наши издательства, киностудия. Мы выпускали даже рисованные полнометражные фильмы из 300-400 кадров.

Откуда это все? Не знаю. Мама -- преподаватель литературы. С отцом мы не жили, но, насколько мне известно, он был человеком не без таланта. Прекрасно играл на любом музыкальном инструменте, хорошо пел, был самобытным режиссером, сочинял, рисовал, прекрасно вышивал. Но, думаю, была и иная причина. Неслучайно мы оказались в этом селе, и неслучайно нас было три брата. Видимо, было предопределено, чтобы в этом месте опекались три творческих человека. Природа любит подстраховаться: за год до нашего отъезда в селе появилась семья Зуевых. В ней также было три брата, и они независимо от нас занимались тем же самым...

Поскольку я был самая "открытая система", то написал в журнал "Пионер". Они ответили, опубликовали, сказали, присылайте еще... Ах, раз так! Ну, и началось. Они опубликовали подборки наших стихов, потом у нас побывал корреспондент и литературный консультант журнала Владимир Глоцер, завязалась переписка, многолетняя дружба. Он мудро и строго учил нас вкусу к настоящей литературе, первым объяснил, что пионерские барабанные строчки -- это еще не поэзия. А в январе 1965 года нас пригласили на зимние каникулы в Москву, поездку организовали три редакции за счет наших авторских гонораров. Новогодняя сказка на девять дней. Елка в столичном Доме пионеров, были в редакциях, на детской радиостудии, в студии "Диафильм", которая сделала фильм "Про слониху" с нашими стихами и рисунками. Познакомились с интересными людьми, журналистом и писателем Василием Песковым, художником Игорем Рублевым, артисткой Риной Зеленой. Она, увидев нас, оживилась.

-- А это, наверное, Олежка? Я читала твою "Снежинку", очень понравилось.

-- Что запомнилось больше всего?

-- Встреча с Корнеем Чуковским. Мы приехали к нему на дачу в Переделкино вместе с Глоцером. Добирались из Москвы на электричке, помню смешную надпись со стертой буквой "к": "осторожно, двери отрываются". Зимний вечер, стемнело. Мы идем по тропинке, среди глубоких сугробов, высоких сосен. Видим высокую фигуру: он уже прогуливался, ждал нас: "Ну-ка, давайте разберемся, кто есть кто"...По пути показал нам, как Катаев рубит дрова. Ловко играл тросточкой, приговаривая: "Вот когда я был молодой, и мне было 80 лет, я крутил еще лучше". Мы провели вместе целый вечер. В доме было очень много книг, повсюду. Желтоватый абажур лампы, очень теплое освещение. Читали стихи друг другу, пили чай с разным вареньем, рассказывали друг другу о выдуманных странах. Корней Иванович сказал тогда: "Вы, ребята, осторожнее с придуманными странами". И поведал такую историю -- возможно, мало кому известную.

В Финляндии, бывшей в начале прошлого века частью России, было излюбленное место отдыха литераторов и художников -- Куоккала. Среди этой творческой публики Чуковский был заводилой. Молодые фантазеры придумали ему имя "Александер-Пелиандер" и избрали "президентом республики Чукоккала". Когда однажды на таможне блюстители порядка увидели перочинный ножик с "именной надписью", Чуковский сутки провел под арестом. Царские власти заподозрили его в участии в тайном обществе или в заговоре: какой может быть президент, когда на дворе монархия?

Он рассказывал нам об Америке, демонстрировал индейский головной убор. В нем он был похож на индейца, крупное, очень подвижное лицо, нос необычной формы, живой взгляд. Он подарил нам свою книгу, подписав: "Поэтическому семейству Павловых от их скромного коллеги"...

Больше всего меня поразила в нем необыкновенная ясность ума. Человек, живущий только для себя, встречает старость в совсем ином состоянии. Экзюпери сказал однажды: "Только дух, коснувшийся глины, творит из нее человека". И я считаю, что только дух поддерживает в человеке Человека.

-- Как случилось, что вы вдруг увлеклись театром?

-- После возвращения из столицы мы уже не могли жить и писать по-прежнему. Маме советовали перебраться ближе к Москве, но она не нашла такой возможности. Переехали в Златоуст, началась пора взросления. Мир не ждал нас с распростертыми объятьями, опекать таланты было некому. В этом, по-моему, одна из причин того, что рано ушел из жизни Александр, тяжело заболел Володя. А мне повезло, в Златоусте я встретил друзей и единомышленников. Продолжал писать стихи, сотрудничал с литературным объединением "Мартен". А однажды пришел в народный театр. У меня были свои, "шкурные" интересы: купил кинокамеру, решил снять фильм и подыскивал артистов. Сначала присутствовал на репетициях. Потом, когда один из актеров не пришел, вызвался его заменить. Вдруг почувствовал себя на сцене как рыба в воде, заикание пропало. Небольшая роль, но режиссер уже не хотел никого другого.

Дважды я поступал в театральные вузы Москвы, неудачно. Пришел на театральный факультет Челябинского института культуры. Тогда половина приемной комиссии была "за", половина -- против. Налицо актерские и режиссерские способности, вместе с тем -- заикание, сколиоз. А от актера требуется ловкость, сила и большая физическая выносливость, чтобы выполнять всевозможные кульбиты.

И все-таки приняли, по сценическому движению потом получил пятерку. Два года на очном отделении, два -- на заочном. Потом вместе с группой единомышленников -- нашими студентами -- отправились на Алтай, чтобы создавать собственный театр. Десять лет работал в Горно-Алтайске, в городской филармонии, в театре куклы и актера. Создал свой детский театр "Белый жеребенок", но работать было очень трудно, задавили налоги. В 94-м году я вернулся в Златоуст, создал театр миниатюр "Оле Лукойе". Первую пьесу "Азбука театра" играли вместе со старшим сыном, декорации и куклы -- тоже нашего исполнения. Объездили со спектаклями всю Челябинскую область, самые яркие постановки -- "Щелкунчик", "Девочка с волшебными веснушками", "Здравствуй, Винни-Пух"! Дети -- это особая публика, которую нельзя обмануть, ей нельзя врать, в каком бы ты настроении ни был. Ее можно взять только тогда, когда интересно, и удачный спектакль -- это всегда взаимообмен положительной энергией.

-- Вы пишете пьесы и сказки для детей, но есть Железнодорожная мистерия "Переезд" - для взрослых, и в ней тревожное настроение...

-- Это была попытка создать притчу, основанную на сочетании иносказания и реальности. В ней участвуют обычные люди и некая полу-реальная сущность -- Дура, беременная много лет. Чем? Она носит новый мир, который хочет родиться, но не может -- нет условий. Когда роды происходят, простые люди понимают: что-то меняется. А писатель, представитель интеллигенции, утратил эту способность. Они словно поменялись местами. Пьеса написана четверть века назад, и ощущение было такое, что мне ее нашептывают. Казалось, слышу голоса героев, и они меня вели.

Тогда мы уже ждали прихода нового, я считал себя немножечко диссидентом. Был такой случай. Мы работали на Алтае. Во время гастролей жили в гостинице, рассказывали политические анекдоты о Брежневе. Сосед-пастух, оказавшийся за стенкой, услышал нас и сразу сделал донесение. Вскоре всех пригласили в КГБ. Слава Богу, времена изменились. Капитан, молодой парень, сказал: "Я, конечно, понимаю, но надо быть умнее, осторожнее". Пришлось писать объяснение. Пояснил, что нам, артистам, была важна не суть анекдотов, а подражание голосу.

А тревожное настроение в пьесе не случайно. Мы были молоды, но не слепы. Что будет за новым? К лучшему или худшему жизнь изменится? И опасения были не зря....

(У Олега есть право быть диссидентом. От репрессий пострадали бабушка и дед: Александра Ивановна и Владимир Федорович Балакины. Он был главным механиком на заводе в Барнауле. Когда на заводе произошел несчастный случай, искали виновных. Его обвинили в диверсии и вскоре расстреляли, а она отсидела три года. Детей собирались разбросать по детдомам. Старшей, восемнадцатилетней Юлии (маме Олега), предложили написать отказ от родителей взамен на право воспитывать сестренок. Такая драма).

-- Как появились "Апокрифы"?

-- Эта книга -- труд 30 лет. Стихи написаны с большим разлетом дат, они прошли самый тщательный отбор -- по принципу некой духовности, прямо или косвенно относящейся к апокрифам. Апокрифы -- это евангельские откровения, которые не вошли в основной канон, а потом стали считаться ересью. Мои стихи также не укладываются в канон, у меня свой взгляд на Бога.

-- Вы верующий человек?

-- По-своему. Считаю себя православным человеком, но во многом не согласен с каноническими догматами, потому что немного язычник в душе...

-- Вы счастливы?

-- Да, я считаю себя счастливым человеком. Кочевая жизнь артиста не принесла особых материальных благ, на этом пути их стяжать нельзя. Дважды заводились свои дома, пару раз -- квартиры, но их нет. Елена у меня -- третья жена. И пусть мы "бездомные", зато рядом наши дети. Дети любят меня -- даже те, с которыми пришлось расстаться. Я всю жизнь занимаюсь любимым делом, зарабатываю театром, и остается свободное время на литературное творчество. Сотрудничаю с энциклопедией "Челябинск", закончил редактировать и иллюстрировать книги Владимира Черноземцева и Андрея Середы.

-- Как родилась идея журнала "Новый ковчег"?

-- Посещая литературную мастерскую Нины Ягодинцевой, я встретил единомышленников. В Челябинске есть очень хороший молодой прозаик -- Анатолий Афонин, мы задумали вместе выпускать независимое издание, на свои средства. Ноев Ковчег -- это корабль для спасения жизни. Новый Ковчег -- это тоже место спасения: мы хотим "спасти" для читателя интересные художественные произведения, подчас малоизвестных авторов. Сейчас во многих уголках страны творческие люди, исповедующие верность духовной стороне жизни, оказались в изоляции -- друг от друга и читателей, которые смогли бы их оценить. Эпиграф журнала: "Возьмемся за руки, друзья"...

Кроме того, сейчас при челябинской областной писательской организации возрождается областной литературный клуб "Светунец", будем выявлять таланты.

-- Что вас больше всего волнует сегодня?

-- Я не сторонник националистических идей и ярый антифашист. Но отдавать родину полностью во власть "американской конфетки" мне не хотелось бы. Мы во многом превзошли Америку. Они сильнее по части упаковки, но что касается содержания... По части духовности Россия давно дальше. У них совершенно иное мышление, наши страны -- как два полушария мозга, они должны гармонично существовать. Никто не отрицает потребности в рациональном мышлении, но никто не отменял и потребности в духовном, образном, художественном мышлении. Язык образов -- язык наших предков, любой национальности, а у американцев его нет. Их культура мне чем-то напоминает клонирование. Глина, если ее не коснулись духом, мертва -- пусть даже она превосходного качества. А у нас бабушка в 70 лет вдруг картины начала рисовать -- ей осталось-то! -- И в них дух.

-- Так и хочется спросить вслед за Сергеем Бодровым: "В чем правда, брат?"

-- На мой взгляд, любой с душой сыгранный спектакль, фильм, картина, иное произведение искусства несут в себе определенный божественный заряд исцеления. И человек должен быть творцом хоть в чем-нибудь, искусстве или ремесле. И вот еще что важно. Человек не проживет долго без еды, воды. Он всего несколько часов проживет без глубокого сна. Так и душе необходимо где-то подпитываться. Если мы этого не поймем, она быстро погибнет -- как человек, лишенный сна или воздуха. Кто-то сказал, что 21 век будет веком гуманитариев, либо его не будет вовсе...

Римма ГАЛИМХАНОВА