"ИГРА НА ПОНИЖЕНИЕ" КАК ГЛОБАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ

Заметки и размышления

15-18 декабря 2006 года в подмосковном пансионате "Покровское" состоялся II Международный симпозиум "Русская словесность в мировом культурном контексте", посвященный 500-летию рода Достоевских. Организатор симпозиума -- Фонд Достоевского, созданный в 1997 году и объединивший представителей творческой и научной интеллигенции. Кроме изучения духовного наследия всемирно известного писателя Фонд разрабатывает и поддерживает гуманитарные программы, затрагивающие различные аспекты отечественной культуры, содействует творческим инициативам студентов и школьников в области науки, литературы и искусства и ведет работу по сохранению исторических памятников русской культуры. Президент Фонда -- писатель, доктор филологических наук, профессор МГУ и Литературного института И. Волгин, в Общественный совет вошли Л. Аннинский, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, Ф. Искандер и другие. В числе основных культурных проектов Фонда -- I Международный фестиваль поэтов (сейчас -- Биеннале поэтов), исследовательская программа "Образ России в национальном самосознании: исторический и современный контекст", ряд конгрессов и симпозиумов, творческие конкурсы среди московских школьников.

Программа работы декабрьского симпозиума коснулась широкого круга вопросов -- религиозно-философских, культурологических и литературоведческих. В их обсуждении приняли участие ученые из многих стран Западной Европы, Латинской Америки, Ближнего и Дальнего Востока, а также из России и ближнего зарубежья. Знаменательным событием Форума стала встреча представителей двух ветвей рода Достоевских. Наталья Александровна Владиславлева -- потомок Достоевского по линии Михаила Михайловича, ныне живет в Чебоксарах, а Дмитрий Андреевич Достоевский -- прямой потомок по мужской линии самого писателя, Федора Михайловича, -- москвич, он входит в Общественный совет Фонда и принимает активное участие в культурных программах.

Глобальные общекультурные вопросы, поднятые на форуме, выходят за границы специализированных наук. Отправной точкой всех дискуссий и связующим звеном различных направлений научных, философских и литературоведческих исследований стал художественный мир Достоевского. Универсальность этого мира, его открытость и актуальность проблематики для современной России и всего мира постоянно подчеркивались участниками симпозиума. Это отразилось в структуре работы секций, в сочетании общетеоретических и сугубо прикладных тем научных семинаров, в работе круглых столов. Основными направлениями научных дискуссий стали: биография писателя как фактор национальной истории; современная русская словесность: состояние и перспективы; современные вызовы и постсоветская словесность; Россия - Запад - Восток в диалоге культур.

На открытии симпозиума ректор Литературного института им. Горького Б. Н. Тарасов сформулировал центральную тему симпозиума так: "Идет борьба за образ человеческий". Многие зарубежные ученые, возвращаясь к этой теме в своих выступлениях, подтвердили, что самая острая проблема сегодня не только в России, но и во всем мире, проблема, которую своими средствами пытаются разрешить и наука, и искусство, и религия, -- это кризис личности. В работе заключительного круглого стола "Образ России в национальном и мировом сознании" И. Волгин констатировал, что кризис личности наблюдался в течение всей истории человечества, но всегда на вызов времени находился ответ, а сегодня ответа пока нет.

Вызов заключается в том, что на смену гуманизму идет гедонизм. Современная цивилизация ставит во главу угла удовлетворение всех потребностей человека (в том числе и самых низких), активно формирует новый образ человека, резко отличающийся от того, который был создан античностью, взращивался Возрождением, широко распространялся в эпоху Просвещения и пережил ряд глубоких кризисов в ХХ веке.

Прежний проект человека предполагает наличие бытийной связи с Миром как целым, Универсумом (в религиозной философии -- Богом). Эта связь реализуется в переживании человеком своего единства с Миром и становится онтологической осью "человек -- Универсум" ("человек -- Бог"), то есть вертикальной структурой внутреннего мира человека, последовательно открывающей горизонты сознания и перспективы дальнейшего развития. Разворачиваясь во внутреннем мире, эта ось формирует горизонтальные структуры человека и общества, связывая высокое и низкое, но не смешивая их. Человек, проектируя свой образ как подобие Универсума, становится фокусом тварного бытия, личностью -- лицом, представляющим в тварном мире не просто себя самого, но прежде всего Универсум.

В частности, С. С. Хоружий по этому вопросу отмечает: "как Микрокосм, человек -- не часть, а средоточие, собирающий фокус и Nexus, начало и агент связности тварного бытия. Под этим углом зрения, идея предстает как структурная парадигма и онтологический принцип. В первом качестве она означает изоморфизм, структурное тождество Микро- и Макрокосмоса, во втором -- тождество онтологическое" [Хоружий С. С. Православная аскеза -- ключ к новому видению человека].

Это особое состояние, возлагающее на человека двойную ответственность за свои деяния: перед Универсумом (Богом) как высшим началом бытия, и перед "братьями меньшими", для которых сам человек является образом высшего начала. На онтологическую ось оказываются нанизанными и все остальные отношения: человек -- человек, человек -- общество, человек -- Природа. В образующейся вертикальной структуре Мироздания предопределено место как духовному, так и материальному, как высокому, так и низкому.

В кризисных ситуациях, когда горизонты развития закрыты и возникает вопрос о самом существовании человека и человечества, онтологическая связь наиболее очевидно реализуется как вера, интуитивное знание, и предохраняет личность от разрушения и распада, обеспечивает ее жизнеспособность, однако требует духовной дисциплины, усилий в самосохранении и развитии и устойчиво высоких ценностных ориентиров.

Новый проект человека -- проект активного потребления -- "вынимает" онтологическую ось из человеческого бытия "за ненадобностью". Горизонт бытия в этом проекте человека резко снижается и сужается, духовная дисциплина упраздняется как "несвобода", вера становится необязательной, исчезает ответственность как перед высшим началом бытия, так и перед "братьями меньшими", однако создаются все условия для роста эгоистических потребностей. Ценностные ориентиры смещаются: на первый план выходит удовлетворение личных потребностей, по мере роста потребления неизбежно приходящих в противоречие с интересами общества и состоянием природной среды. При этом гедонистическая цивилизация скорее питает слабости человека, чем взращивает его силу. Складывающаяся ситуация очень напоминает изъятие из живого организма позвоночника и постепенное превращение этого организма в амебу.

Очевидным последствием экспансии нового проекта человека становится глубочайший многослойный кризис, который отчетливо проявляет себя уже на уровне бытия отдельного человека. Несмотря на вседозволенность и теоретически неограниченные возможности потребления, личность начинает испытывать дефицит жизненной энергии (вследствие постоянной ее растраты на потребление) и глубочайшее одиночество: горизонт ее бытия жестко замыкается на уровне социума. Следствием этого становятся перманентная депрессия, острое переживание бессмысленности существования и периодические всплески немотивированной агрессии по отношению к обществу. Личность маргинализируется, "отрывается" от общего миропорядка, и нарастание хаотических тенденций внутри и вовне становится неизбежным.

Растущий эгоизм и распад личности влекут за собой появление целого ряда социальных разломов. В числе внутренних проблем это социальное расслоение и растущая напряженность между "элитой" и "массами", необходимость защиты "элитарного" общества от "массового", неизбежный рост терроризма как войны андерграунда против истеблишмента. В числе внешних проблем разворачиваются территориальная экспансия и нарастающая борьба за природные ресурсы. Общим для всех государств становится углубляющийся экологический кризис.

Кризисные явления проникают и в культуру. Культура как определенная форма поддержания порядка и пространство его изменения, стабильный отбор жизнеспособных форм, призвана чутко реагировать на изменения как внешнего, так и внутреннего мира, отвечать на вызовы времени и соответственно изменяться сама. Но общество потребления воспринимает и "употребляет" культуру в качестве одного из продуктов. Такое потребительское отношение исключает возможность развития, усложнения, совершенствования адекватных реальности культурных форм -- из культуры уходит масштабное личностное начало, а в центре появляется потребитель, приспосабливающий культурные формы к своим запросам. Вследствие этого полностью исчезает возможность культурной адаптации к условиям стремительно изменяющегося мира, и все новое в нем (даже элементарные климатические изменения) может стать (и становится) катастрофическим.

В новом проекте нет ни перспективы развития человека и человечества, ни возможности снятия критических противоречий; в нем отсутствуют и внутренние охранительные структуры личности: упраздняется вера. Красноречивый пример недавнего времени: в разгар "карикатурного" скандала в ответ на протесты мусульманского мира по поводу карикатур на пророка Мухаммеда одна из западноевропейских газет разместила карикатуры на христианских, буддийских, индуистских и других пророков, надеясь, что тотальный вандализм, проявленный по отношению и к своим, и к чужим святыням, исчерпает религиозный конфликт.

Проект человека-потребителя очевидно нежизнеспособен -- и, тем не менее, внедрение его ведется весьма последовательно, активно, а в последние десятилетия и прямо агрессивно, под лозунгами "свободы", "демократии" и "прав человека". В этом новом проекте практически реализована идея о смерти Бога, которая была провозглашена еще в начале минувшего века. Однако вместо ожидаемого "сверхчеловека" появился "маленький человек", "человек толпы". Можно сказать, что массовая культура по-своему решает проблему "маленького человека", поставленную литературой в XIX в. -- она снижает высокое и питает слабость, но не значит ли это -- "совращать малых сих"?

Острый кризис современности породил множество горьких, но точных оборотов: "движение со скоростью тьмы", "пир во имя чумы", "право на бесчестие". Демократическая свобода обернулась свободой рабов. В качестве ярких примеров на одном из круглых столов симпозиума приводили как недавнюю "ярмарку миллионеров" (на которой в качестве угощения подавались точные копии шедевров мировой живописи, изготовленные из марципана и шоколада), так и "демократический" тезис М. Швыдкого: "Дети имеют право выбирать беспризорность".

Экспансия потребительства могла возникнуть по трем глобальным базовым причинам. Это могли быть результат разочарования в духовном поиске, естественная инерция грубой материальной природы человека или переходный этап в развитии производительных сил человечества. Если "смена проекта" человека вызвана духовным кризисом, то шансов у современной цивилизации практически не осталось, она надломилась и обречена на гибель. Если активное потребительство -- естественная инерция косной природы человека, то кризисное состояние грозит затянуться надолго, однако оно принципиально преодолимо, поскольку существует столь же естественная потребность человека в развитии своей духовной природы. Третья причина предполагает довольно быстрое преодоление инерции потребительства и развитие внутренних возможностей человека: с одной стороны, к этому вынуждает истощение природных ресурсов, а с другой -- совершенствование технологий. Однако в любом случае "смена проекта" человека означает глобальное поражение европейской цивилизации.

В центре внимания как прежнего, так и нового проекта человека оказалась классическая русская литература, в которой уже в XIX в. глубоко исследованы нравственные основы человеческой личности и гениально предугаданы линии будущих разломов и сценарии грядущих кризисов. Но если для гуманистов во всем мире русская классическая литература остается актуальной в исследовании современных проблем личности и общества (в частности, Б. Н. Тарасов констатировал, что "перестройка" в России прошла целиком по модели "Бесов" Достоевского), то для сторонников нового человека -- гедониста и активного потребителя -- она становится помехой, поскольку ставит "опасные" вопросы смысла существования и последствий нравственного (или безнравственного) выбора. Во многих выступлениях на симпозиуме звучала мысль о том, что сегодня русская классическая литература для всего мира -- последний бастион истинно гуманистических ценностей. Агрессия по отношению к ней нарастает, ее ценности подвергаются сомнению и развенчанию под предлогом того, что русская классическая литература -- это якобы имперская литература, пропагандирующая именно имперские ценности, несовместимые с ценностями демократии.

Но если на Западе отношение к русской классике далеко неоднозначно, то и в современной России оно развивается в двух противоположных направлениях. С одной стороны, это актуализация классических произведений, соотнесение их событийных и ценностных рядов с современными реалиями: гениальные предвидения того же Достоевского реализовались в полной мере. С другой стороны, активизируется разрушительное литературное и научное направление, достаточно условно именуемое "постмодернизмом", и опыт культурного общения с Западной Европой и Америкой показывает, что Запад становится устойчиво глух ко всему русскому, кроме постмодернизма.

Итальянский исследователь С. Алоэ, выступивший с докладом "Писатель как национальный миф в русской культуре", с горечью говорил о том, что Россия сама себя показывает в наихудшем виде: по словам выезжающих на Запад писателей, в России опасно жить, в нее не стоит ехать, и читать о России неинтересно. По сути, отсутствует репрезентативный ряд русской культуры для зарубежных студентов: зачем им заниматься ужасной культурой и ужасной литературой? Ситуация представления России за рубежом обстоит сегодня гораздо хуже, чем во времена советской пропаганды -- и, как ни странно, антипропаганда осуществляется с государственной поддержкой. Как следствие, одна за другой на Западе закрываются кафедры русистики. Тем не менее, в Англии по итогам 2006 г. бестселлером стал роман "Война и мир" Л. Толстого, заклейменный "новыми русистами" как апофеоз имперского сознания.

М. Розовский, режиссер театра "У Никитских ворот", подробно остановился на проблеме постановки произведений Достоевского на сцене и обратил внимание на устойчивую тенденцию "удешевления" Достоевского и нравственных ценностей в целом: все чаще и чаще сцены заполняет "ширпотреб по Достоевскому", худо-бедно приспособленный к "запросам потребителя". И. Золотусский в одном из выступлений высказал мысль, что классика как достояние нации должна охраняться государством.

Внутри современной русской литературы также наблюдаются тенденции упрощения, приспособления к спросу. Книга стала выгодным товаром, и общеизвестен девиз большинства современных издателей: "Тексты не должны требовать усилий к их потреблению". Одной из форм приспособления к ожиданиям потребителя является "эффект узнавания". На семинаре "Современные вызовы и постсоветская словесность" обсуждалась тема "Игры с классикой в массовой литературе XXI в.". Тема романа-рифмы и римейка -- произведений, создающихся на основе уже известных сюжетов, с участием знакомых героев, актуальна сегодня во всем мире. Многие римейки по отношению к первоисточнику граничат с вандализмом или открыто переходят эту границу.

Современное литературоведение, исследуя вторичную литературу, подходит к ней с тем же инструментарием, с которым оно исследовало первоисточники -- литературу классическую. В результате оказывается, что и в римейках можно обнаружить острые конфликты, глубокие характеры, психологизм ситуаций, ценностные ориентиры -- все, за что мы ценим классику. Однако на вопрос: пригоден ли классический литературоведческий инструментарий для анализа вторичной литературы, исследователи отвечают, что, видимо, все-таки не подходит, но другого инструментария нет, и приходится работать тем, который имеется. Чудовищную погрешность результата при этом также исчислить нечем.

Проблему эпигонства нельзя назвать новой, это явление вообще свойственно переходным эпохам, как опора на уже сформировавшуюся, устоявшуюся культуру. Отличительная же черта современности -- девальвация первоисточников, их направленное снижение и обесценивание. Мы имеем дело с эпигонской эпохой, признавшей себя таковой и провозгласившей эпигонство в качестве ведущего художественного метода.

Широкая распространенность римейков, с одной стороны, отражает кризисное состояние общественного сознания, невозможность качественной проективной целостной деятельности (какой и призвана быть настоящая литература), но с другой стороны, римейки полностью отвечают вкусам и ожиданиям заказчиков, и в связи с этим возникает общекультурная проблема элиты, диктующей свои интересы уже в глобальном, массовом масштабе. Литература раздваивается: меньшая часть ее продолжает проективную деятельность, не имея возможности достаточно широко представлять результаты своего труда, а бОльшая ориентируется на производство продукта потребления.

Какой из двух противонаправленных векторов развития литературы окажется сильнее -- покажет время, но в качестве ответа на вызов сейчас развивается компромиссный вариант: так называемая "мидл-литература", которая использует выразительные средства массовой литературы для достижения более высоких целей. Очевидно, что "приспособление" литературных произведений к ожиданию и спросу потребителей неминуемо влечет за собой снижение уровня духовных ценностей. Так или иначе, заказ литературе со стороны читателя невозможен -- он окончательно превращает результат духовного поиска в рыночный товар.

Бытование литературы в виртуальном пространстве Интернета также выявило ряд важных проблем изменения самоосознания и мировоззрения современного человека. Болгарская исследовательница Р. Божанкова, говоря об особенностях литературной среды в сети Интернет, отметила ряд очевидных отличий "сетевой" литературы. Если "бумажная" литература создается в расчете на долгосрочное существование и потому предполагает работу с черновиками, формирование единственного авторского варианта данного текста и ответственность автора за произведение, то так называемые "сетераторы" считают возможным выставлять на обозрение черновики и варианты произведений; авторы Интернета готовы как к принятию чужих поправок, так и к мгновенному стиранию текста.

Само авторство (личностное начало) в "сетературе" становится эфемерным, растворяется в "никах" -- псевдонимах, предполагает "клонирование" -- размещение произведений одного автора под множеством "ников". В отличие от средневековой анонимности текстов (где автор -- всего лишь тот, кто записывает данное ему свыше), "сетературная" анонимность -- это очевидное исчезновение личностного начала в построении художественной модели: автор -- "ник"то, текст приходит из ниоткуда и исчезает в никуда.

Еще одна проблема -- снижение статуса слова, утрата им реальной силы воздействия на внешний и внутренний мир человека. Занимая посредствующее положение в мире всего, что в нем есть, слово в единстве своего звучания и значения соединяет реальный предмет и представление о нем в единое целое, формируя таким образом границы сознания и отделяя упорядоченный мир, Космос, от неупорядоченности, Хаоса, распада. Качественное состояние словесности -- это своеобразный "индикатор" состояния сознания человека. И здесь открывается широкое поле для исследования и диагностики проблем современной культуры в целом.

Одна из очевидных проблем -- подмена смысла слов, их спекулятивное использование: так, уже давно понятно, что под притягательными понятиями "свобода", "демократия", "права человека" скрывается смысл, практически противоположный исходному, однако вещи и явления продолжают называться чужими именами, усиливая энтропийные процессы в социуме. Вследствие подмен и смысловых спекуляций ослабляется визуальная составляющая слова как целостного знака реальности: слово становится все менее очевидным даже в поэзии, где концентрация смысла максимальна. Теперь и поэзия все чаще прибегает к иллюстрациям -- так, в последнее время становятся все более популярными поэтические видеоклипы.

И еще один важный вопрос, обсуждавшийся в работе одного из "круглых столов" симпозиума -- вопрос узаконивания убийства в русской литературе. Современная русская литература словно бросает вызов своей классической предшественнице: все чаще появляются произведения, в которых убийство оправдывается, поскольку оно становится единственным средством защиты жизни. В качестве примера были приведены такие произведения, как "Людочка" В. Астафьева,  "Дочь Ивана, мать Ивана" В. Распутина и др. Как к этому относиться? Вопрос остался открытым, однако на него, видимо, все-таки есть ответ. В древнерусской северной столице Старой Ладоге (теперь это село) в храме св. Георгия Победоносца, построенном в XII в., сохранилась единственная в России фреска, проясняющая первоначальный смысл православной легенды о святом защитнике русского народа. Св. Георгий не пронзает змия копьем, а усмиряет его словом.

Целостный характер и языкоцентричность русской культуры обусловили специфическую роль слова и литературы в развитии русского общества. Разрушение языка, утрата связи слова с реальностью означает разрушение самого ядра русской культуры, но понимание этой проблемы -- одновременно ключ к ее решению: не случайно 2007 год стал годом русского языка в России и годом чтения в Челябинской области.

Разрушительные тенденции в русской культуре преодолимы. Языкоцентричная культура способна остановить их посредством слова -- и в первую очередь необходимо называть вещи и явления не эвфемизмами, "никами" и псевдонимами, а своими именами. Это уже выход из кризиса. Как сказал один из участников симпозиума, игумен Вениамин: "Вы -- пассажиры разбитого корабля, но даже щепка от него может стать для вас спасительной". Кроме того, в развитии русской культуры наблюдается определенная цикличность -- чередование "открытых" периодов, когда активно воспринимается опыт других культур, и "закрытых", когда происходит структурирование этого опыта в четко ограниченном внутреннем пространстве. Такое чередование дает уникальную возможность непротиворечиво сочетать в пределах одной культуры диаметрально противоположные культурные формы. Культурный опыт России может стать альтернативой негативному проекту глобализации, нивелирующему национальные культурные основания. Об этом говорил в свое время и сам Достоевский: чем культура национальнее, тем она всемирнее.

Не случайно именно Достоевский и его художественный мир объединили вокруг себя представителей интеллигенции из разных частей света, стали поводом для глубоких размышлений о будущем человечества. Главная тема Достоевского -- человек, отпущенный на "мировой сквозняк", и сегодня этот сквозняк, то затихающий до бормотания постоянно включенного телевизора, то поднимающий цунами в океане и сносящий с лица земли целые города, -- реальный вызов времени. Стремления человека ХХ века остаться маленьким, быть человеком -- и только, уже явно недостаточно, чтобы выжить. Кризисная, переходная эпоха -- это эпоха открытого во всех направлениях поиска. И сегодня из предлагаемых культурой форм и проектов важно выбрать жизнеспособные.

Работа симпозиума была обогащена самой разнообразной культурной программой. Прикосновением к отечественной истории прошла экскурсия в Саввино-Сторожевский монастырь, загородную резиденцию русских царей. В концертной программе звучали русские духовные стихи в исполнении француженки Лоранс Гийон и россиянина Михаила Корзина. Один вечер был посвящен актерской читке пьесы киевского драматурга Натальи Ворожбит "Раба хвоста", вызвавшей негативную реакцию у тех, кто привержен русской классике. В заключение культурной программы симпозиума состоялся поэтический вечер, на котором выступили поэты Москвы и русские, приехавшие на симпозиум из-за рубежа: Тамара Жирмунская, Виктория Иноземцева, Елена Исаева, Геннадий Красников, Бахыт Кенжеев, Олег Хлебников и другие. Культурная программа так или иначе включила в себя всю пестроту современных культурных явлений, их разнокачественность и несочетаемость, как яркий иллюстративный ряд к обсуждавшимся на симпозиуме вопросам.

Н.А. ЯГОДИНЦЕВА,
кандидат культурологии, старший преподаватель ЧГАКИ