Не покидает ощущение того, что художник сегодня -- фигура трагическая. Художник всегда включен в текст своих произведений или, более того, текст -- репрезентация самого художника... В современном искусстве немало примеров крайних радикальных форм эпатажной идентификации автора и творческого объекта: Олег Кулик в проекте "Политическое животное", или Александр Бренер, забрасывающий неугодную публику яйцами, или Александр Шабуров, инсценирующий собственные похороны... Вероятно, в основе творческого импульса подобных акций -- рефлексия. Непозитивные сломы культурных стереотипов болезненны и для художника и для зрителя.   Все чаще возникает "бархатное", более мягкое сращивание автора и его художественного продукта. Художник выбирает роль комментатора, направляющего интеллектуально-ассоциативный процесс в нужное ему русло. Дмитрий Гутов, практик и теоретик современного искусства, представил на семинаре-пленере в Нижнем Тагиле серию фотографий, которую тут же, с установкой "все позволено", крайне критично, прокомментировали приглашенные им студенты, продемонстрировав своеобразный перформанс... Пожалуй все презентации, когда автор вербально комментирует, либо сопровождает свое творение аннотацией, проясняющей его философскую платформу, перформансы и акции -- примеры концептуально продуманного включения автора в ткань произведения. Такое решение, увы, имеет единственное толкование -- то, которое постулирует автор, и никаких эмоций, главное -- быть понятым... Интонации недоверия зрителю, настороженности к миру, зачастую ерничества, как защитные реакции, превалируют в подобных авторских подходах.   Случается, как благо, когда художник в тексте произведения "растворяется" и существует в нем как реализованная художественная воля автора. Но чуткий зритель улавливает флюидное послание художника о мироздании... Александр Данилов -- человек, умеющий проникновенно молчать и художник, обладающий благодатной способностью чудесным образом созидать из бессмысленной профанной среды смыслоносное культурное пространство.   В 1993 году в классически музейной среде Челябинской областной картинной галереи Александр Данилов выглядел начинающим путешественником, в меру экспрессивным романтиком и мечтателем, перед которым лежал целый мир. Он стремился исследовать и познать тайны его: "Затмение", "Ангел", "Знаки ночи", "Наблюдение небесных явлений" и элегантный манускрипт "Скромный эгоист". Преобладали чувственные вибрирующие формы и интерес к фактурным эффектам и драгоценности материала, как драгоценности жизни... Через шесть лет в 1999 году, в пространстве выставочного зала Союза художников, которое всегда с трудом организуется, Данилов предстал в экстазе претворения, превратив скучное пространство в праздничную феерию. Этот восторг жизни, упоение ею прочитывались и в экспрессивных полотнищах рисовой бумаги, и в эстетских, любовно написанных, Книгах художника, и в его придумках с видеоживописью -- ноу-хау Данилова, где процесс рисования и звучание голоса стали нераздельны, так словно был найден магический код, по которому музыка вызывала к жизни визуальный образ... А как девственно сияла чистотой " Белая книга" и таинственно мерцало расплавленное золото "Колоколов". В вихре преобразований в ход были пущены натуральные и природные материалы, стихии: песок, кожа, дерево, ракушки, ветер, дождь... Интересовала Качественность, проявленная даже в названиях произведений: "Белая книга", "Золотой город", "Слепой дождь", имя выставки -- "Аргази. Знакишумаветратрав" -- восторженный образ всеохватности и единства всего поднебесного мира. Художник доверял миру, был ему открыт и счастлив. Но вскоре прошедшая выставка в галерее "Белый тигр" опрокинула почти безоблачный образ гедониста... В его художественное пространство ворвались вздыбленные агрессивные крылатые кони "Триптих. Кони", мутирующие в черных воронов, застыла ядовитая химера "Зависти", привычные старые вещи, как старые истины, трансформировались и потеряли первозданную предназначенность, а светодиодный космос "Мужчина и женщина" подчеркивал безысходное одиночество и заброшенность любовной пары. Художник зажег свечи, и никакой камуфляж не потушил, сквозь легкую элегантную иронию, ощущение тревоги, боли и потерянности... Что это было: творческая растерянность или личностные разочарования или уловленные интонации всеобщей брошенности? И вновь долгожданная встреча на территории любви -- в галерее "Окно". В искусственном и искусном мире прекрасной печати (книги- объекты), переливающихся дисков, пенопласта и цветной пленки, в стерильном рае визуального иллюзионизма и хрупких конструкций, кажется, нет места живому человеческому чувству... Но именно это тепло любви витает в воздухе, проступает, растворено в нечто... Где реактор этой энергии любви? Художник заполнил все пространство галереи отражающими, блистающими материалами, бликующей пленкой, фольгой, мерцающими дисками, холодным светом кино, словно бы спрятался за отражающей, такой благополучной, зеркальной поверхностью, которая во все времена прочитывалась как тайна, скрывающая истину... Человек перестал доверять этому миру. Но ситуация не кажется безысходной -- тебя настигает, образно нереализованное, но явленное в ощущениях щемящее чувство, то ли боли, то ли любви. И эпицентр его Художник. В современном искусстве автор -- герой своих произведений, то лирический, то романтический, то драматический или даже трагический, но в пределе устремляется к эпическому, который может говорить о Времени и Пространстве современной жизни. Художник -- это экстремальное и экспериментальное пространство, он, как сапер, ходит по минному полю жизни и определяет возможность существования самой жизни и ее форм... Н а т а л ь я   К О З Л О В А Фото: Сергей Жатков и Дмитрий Латухин